Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Старик, чьё тело забрали люди из Тура, сам когда-то был воином. Он служил в кавалерии как раз при Юлиане. Но приверженцы Мартина почитали его вовсе не за подвиги на поле боя. Его прославила не знатность рода, не красота, не гордая осанка и не какое-либо другое достоинство из тех, что традиционно приписывались героям. У аристократов Галлии, известных своей надменностью, Мартин вызывал плохо скрываемое отвращение. Они видели в нём лишь человека «жалкого обличья, в ветхой одежде и с нечесаными волосами» [333]

. При этом Мартин был человеком столь харизматичным и столь загадочным, что некоторые знатные люди не только не испытывали к нему презрения, но даже оставляли свои поместья, чтобы вести такую же жизнь, как он. Километрах в пяти к востоку от Тура, на травянистой равнине под названием Мармутье, расположилась целая община таких людей. Они обитали в деревянных хижинах или в многочисленных пещерах у подножия утёса. Благодаря им на берегах Луары можно было ощутить дух далёкого Египта. Там, на просторах пустыни, прежде служившей приютом только разбойникам и диким зверям, уже давно начали селиться люди, предпочитавшие соблазнам цивилизованной жизни целомудренность и самоотречение. Поэтому этих людей называли греческим словом «монахи» (monachoi) – «живущие уединённо». Долина Луары, конечно, была совсем не похожа на пустыню. И монахи, поселившиеся здесь, вовсе не собирались отречься от всего, что имели. В их собственности осталась земля; её для них обрабатывали крестьяне. Сами они занимались чтением книг, разговорами, рыбалкой – всем тем, чем они вполне могли заниматься и прежде на собственных виллах. И всё же эта новая жизнь для тех, кого с детства готовили к величию, роскоши и всевозможным мирским свершениям, была, без преувеличения, настоящей жертвой. В определённом смысле в ней было нечто практически героическое.

А раз так, можно сказать, что Мартин стал для Галлии с её аристократическими традициями героем нового, прежде невиданного типа – христианским героем. Таков был его особый магнетизм. Последователи восхищались им не вопреки, а благодаря тому, что он отверг мирские правила жизни, отказавшись принять донатив – денежную награду – из рук Юлиана. «До сих пор, – сказал Мартин цезарю, – я служил тебе, теперь же хочу стать воином Божьим» [334]

. Неизвестно, действительно ли Мартин произнёс тогда такие слова, но его последователям нетрудно было в это поверить. Он умер на голом полу, положив голову на камень, – и его смерть свидетельствовала о том, как он прожил свою жизнь. Никакая, даже самая суровая воинская дисциплина не могла сравниться с лишениями, которым он постоянно добровольно себя подвергал. В то время как большинство богатых римлян, одетые в золото и шелка, сверкали, словно павлины, последователи Мартина, облачившись в самые грубые одеяния, собирались в пещерах и взирали на него с восхищением, словно новобранцы на закалённого в боях центуриона. Избрав жизнь нищего, Мартин заслужил славу, которой не удостаивался ни один современный ему галльский христианин. В 371 г. его избрали епископом Тура. Это стало глубочайшим потрясением для чопорной знати города и не меньшим – для самого Мартина. Застигнутый вестниками, сообщившими ему эту весть, он сбежал от них и скрывался в амбаре, пока его не выдали гуси. По крайней мере, ходили такие легенды, но множество легенд, связанных с именем Мартина, – ярчайшее свидетельство его известности. Он был первым монахом, ставшим епископом в Галлии, в высшей степени нетипичным должностным лицом: должность он получил именно потому, что совершенно к ней не стремился.

Уже одно это должно было шокировать всех, кто привык к снобизму римского общества. Мир перевернулся, первые стали последними, но дело было не только в том, что бывший солдат, неопрятный и плохо одетый, странно смотрелся в роли самого влиятельного человека города Тура. Презрение Мартина к атрибутам власти – дворцам, слугам, дорогим одеяниям – было не просто пощёчиной тем, кто привык судить о людях по подобным вещам. Оно наделило его могуществом, которое, с точки зрения его почитателей, было даровано ему вовсе не смертными. Легенды о его способностях полны фантастических подробностей: говорили, что по его воле останавливался огонь и что водоплавающих птиц, которые досаждали ему, пожирая слишком много рыбы, он вынудил улететь в другие края. Последователи Мартина знали, кто даровал ему это могущество. Они верили, что к Мартину прикоснулся Сам Христос.