Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Слава Мартина была исключительно громкой, а его тело – исключительно ценным сокровищем для Тура, жители которого утащили его прямо со смертного одра. Ведь чудеса, которые Мартин творил при жизни, продолжали происходить и после его смерти. Он являлся во снах больным и убогим, вправляя сломанные конечности и возвращая немым способность говорить. За это Мартина глубоко почитали в народе, что вызывало у знатных семей Тура тревогу. Монахи Мармутье устанавливали памятные знаки на местах, где он обычно молился, сидел, спал; но в самом Туре далеко не все вспоминали о нём с теплотой. Новый епископ построил над могилой Мартина небольшую часовню, но отнюдь не стремился привлечь к ней паломников. Верхушка церковной иерархии, состоявшая преимущественно из представителей городских элит, стыдилась Мартина – его неотёсанности, необразованности, а особенно – его настойчивого стремления уничтожить пропасть между бедными и богатыми. В их среде всё это категорически не приветствовалось. Почитатели Мартина утверждали, что он посрамил остальных епископов, служил им живым упрёком. Епископы, разумеется, придерживались иного мнения. У них сложилось более возвышенное представление о своих обязанностях: они считали себя хранителями естественного порядка вещей. Как они будут осуществлять контроль, если раздадут всё своё имущество бедным? Разве разрушение устоев общества порадует Бога? И откуда, если не будет богатых, возьмутся средства, необходимые для благотворительности?

В мире, где христианство стало верой не только бедных, но и состоятельных людей, эти вопросы возникали снова и снова.

Сокровище на Небесах

Вдали от провинциальных городков вроде Тура, на виллах, наполненных ароматами изысканных благовоний, украшенных разноцветным мрамором и убранством из драгоценных металлов, протекала блестящая жизнь самых богатых людей империи. Богатейшие семьи столетиями владели многочисленными поместьями во всех уголках римского мира. Главы этих семей по праву рождения и благодаря огромному состоянию становились членами закрытого клуба. Сенат существовал в Риме с древнейших времён. Его члены находились на вершине многослойного общества, разделённого множеством жёстких границ. Даже императоров сенаторы нередко презирали и за глаза называли выскочками. Во всей империи не было больших снобов, чем члены сената.

Можно ли было примирить образ жизни плутократов христианского мира с одним из незабываемых предостережений их Спасителя – о том, что легче верблюду пройти сквозь угольное ушко, чем богатому – в Царствие Небесное? В 394 г. на этот вопрос был предложен ответ, который потряс высшие слои римского общества: некоторых привёл в восторг, других – в ужас. Меропий Понтий Павлин был живым воплощением сенаторских привилегий. Он дружил с могущественными людьми, владел множеством имений в Италии, Галлии и Испании, был прекрасно воспитан и образован – и к тому же талантлив. В молодости он блистал и в Курии, здании в сердце столицы, где собирался сенат, и за пределами Рима, исполняя обязанности наместника. Тем не менее его терзали сомнения. Он почитал Мартина, чудесным образом излечившего его от глазной болезни, и пришёл к выводу, что ничто не ослепляет человека так, как блеск земных благ. Поддержанный женой Ферасией, Павлин впервые задумался о том, чтобы показать миру впечатляющий пример самоотречения. Когда долгожданный сын супругов умер спустя всего восемь дней после рождения, они наконец решились «приобрести Небо и Христа ценой бренного имущества» [338]. Павлин объявил, что всё их имущество будет продано, а вырученные деньги раздадут бедным. Кроме этого, он отказался от звания сенатора и от близости с женой. Покинув родную для Ферасии Испанию, они отправились в Италию, поклявшись провести остаток дней в бедности. Так Павлин «разрушил гибельные оковы плоти и крови» [339]

.

Всю оставшуюся жизнь Павлин прожил в простой хижине в городе Нола, что недалеко от Неаполитанского залива. В юности он исполнял здесь обязанности наместника, а теперь посвящал своё время молитве, бдениям и раздаче милостыни. Золото, прежде тратившееся на шелка или специи, теперь шло на одежду и хлеб для бедняков. Когда поглазеть на Павлина приезжали богатые путешественники «в мерцающих каретах, запряжённых лошадьми с богато украшенной сбруей, и сопровождаемые жёнами в раззолоченных экипажах» [340], он показывался им, порицая их расточительность самим своим видом. Вид его и в самом деле потрясал: он был бледен, потому что питался одними бобами, волосы у него были пострижены грубо, как у раба. Во времена, когда богачи регулярно мылись в банях и злоупотребляли дорогими духами, Павлин считал, что запах людей немытых – это «запах Христа» [341].