Флавий Клавдий Юлиан был поражён этим зрелищем до глубины души. Он был племянником Константина и воспитывался как христианин; утверждать его в вере поручено было евнухам. Но ещё в юности Юлиан отрёкся от христианства. Став в 361 г. императором, он поставил перед собой цель переубедить людей, которые «отвернувшись от вечных богов, обратились к еврейскому трупу» [318]
. Юлиан был талантливым учёным и смелым военачальником; при этом своей вере он был предан так же, как те, кого он презрительно именовал галилеянами, – своей. Особенно усердно почитал он Кибелу. Юлиан верил, будто именно она вывела его из мрака заблуждений, навязанных ему в детстве. Неудивительно, что, отправляясь на восток, чтобы подготовиться к войне с Персией, император отклонился от привычного маршрута и нанёс визит в Пессинунт. Увиденное там его возмутило. Он смог совершить жертвоприношение и почтить тех, кто остался верен городским богам, но небрежное отношение к культу Кибелы приводило его то в ярость, то в уныние. Жители Пессинунта были попросту недостойны её покровительства. Покидая землю галатов, Юлиан поступил так же, как за три века до него Павел: составил для них послание.Точнее, послание было адресовано их верховному жрецу. Рассуждая о том, почему культ Кибелы пришёл в упадок, император возложил вину не только на невежд и глупцов. Настоящими виновниками произошедшего, по убеждению Юлиана, были сами жрецы. Вместо того чтобы посвятить свою жизнь страждущим, они вели себя раскрепощённо и необузданно. Долго это продолжаться не могло. В мире, полном страданий, имели ли право жрецы предаваться в тавернах пьянству? В это время – сурово напомнил Юлиан – им бы следовало оказывать помощь нуждающимся. С этой целью император был готов каждый год за свой счёт закупать провизию для отправки в Галатию: «Пятая часть будет расходоваться на бедняков, прислуживающих жрецам, а остальное должно раздаваться странникам и нищим» [319]
. Организовывая такие раздачи, Юлиан не сомневался, что исполняет тем самым волю Кибелы. Император был убеждён, что заботу о слабых и несчастных боги во все времена считали делом первостепенной важности. Он надеялся, что галаты, осознав это, восстановят старинный обычай почитания богов: «Приучай эллинов к подобной благотворительности, объясняя им, что она издревле была у нас» [320].Самих жрецов Кибелы утверждение о существовании у них подобного обычая наверняка удивило. Фантазии Юлиана, наполненные духом аскетизма и бескорыстия, столкнулись с реальностью, которая, впрочем, тоже не отличалась трезвостью. Жрецам Кибелы был свойственен немалый энтузиазм, но он издревле был направлен отнюдь не на благотворительность, а на танцы, переодевания и, конечно, на оскопление. Богам не было никакого дела до бедняков, а рассуждения на подобную тему были лишь «пустословием» [321]
. Цитируя в том же послании строки Гомера, посвящённые законам гостеприимства, которые якобы распространялись даже на нищих, Юлиан демонстрировал лишь глубину собственных заблуждений. Герои «Илиады», любимцы богов, блистательные и алчные, презирали слабых и угнетённых. Того же мнения придерживались и глубоко почитаемые Юлианом философы. Голодающие не заслуживают сочувствия. Побирающихся нищих следует поскорее отловить и изгнать. Жалость вредит мудрецу: она может лишить его самообладания. Право на поддержку имеют разве что свободные граждане, оказавшиеся в трудной жизненной ситуации не по своей вине, а лишь по воле случая. Так или иначе в представлениях о богах, которых Юлиан так ревностно почитал, или в трудах философов, которыми он так восхищался, император едва ли мог найти серьёзные основания для того, чтобы утверждать, что бедные имеют право на поддержку уже в силу самой своей бедности. Юный император, искренне ненавидевший учение галилеян и опечаленный пагубным воздействием, которое оно оказывало на всё, что ему было дорого, предложил план борьбы с ним, но не замечал убийственной иронии: сам этот план по сути был безнадёжно христианским.