Домовая любовь

В секунду, когда был убит кумуткан, обещанный к возвращению в озеро, Великая Нерпа проснулась от полудрёмы и открыла глаза. Байкал чуть качнуло, это заметили только сейсмологи на своих приборах. Великая Нерпа разозлилась и вызвала Хозяина Байкала на беседу. Тот был главнее Великой Нерпы, но она – взбешённей, отчаянней, и её приходилось слушать. Великой Нерпе давно уже надоели люди, они браконьерничали на тюленей сетями, стреляли им в головы, отнимали кумутканов у кормящих матерей и сами жаловались, что нерпы рвали их сети и воровали из тех рыбу. Через Ангару с одним из обратных течений к ней пришла весть о том, что люди обсуждают возобновление нерпяного промысла, потому что тюленей стало слишком много. У Великой Нерпы раздувало ноздри от гнева – от этого по Байкалу ходили волны. Хозяин Байкала подумал, поперекатывал по мели камни и согласился, но объявил Великой Нерпе, что ему нужно время, чтобы подгадать подходящий случай.

Прошло несколько месяцев. Семья Лены жила вроде как всегда, даже немного лучше. Наступила зима, рыбак передвигался по озеру на снегоходе, и вся семья носила слои одежды, даже Галя, всё же переживающая, что термобельё её утолщает. Рыба попадала в сеть с удивительной регулярностью – так отцу не везло никогда прежде. Хозяин Байкала не хотел, чтобы семья уехала кормиться в другое место, поэтому постоянно накладывал улов в отцовскую сеть, но, с другой стороны, не мог допустить того, чтобы семья разбогатела и уехала куда-нибудь на юг, поэтому клал рыбы немного. Из-за появления обычных нормальных денег родители выдохнули, рыбак-отец пришёл в себя – стал строить планы о покупке нового катера, даже мать немного оттаяла и заново принялась читать книги. Лена вдруг сказала сестре: ещё чуть-чуть – и мать, наконец, заговорит с нами и скажет то, что хочет, то есть пошлёт нас далеко и навсегда. Галя сделала вид, что не понимает, о чём говорит сестра, и ушла гулять с друзьями, хотя она очень хорошо понимала.

2.

Великая Нерпа была недовольна, что ей всё не доставляли рыбацких детей. Принялось ускользать её терпение. Девочки всё ходили мимо озера, но не катались по нему на лыжах или коньках, не ездили с отцом на рыбалку, а передвигались только по суше. Хозяин Байкала удивлялся, что дочери рыбака жили так, будто озера не существует. А есть только школа, квартира, рынок, магазины и рыба из озера. Он попросил Великую Нерпу ждать весны.

Та наступила в виде высокого, плоского, белого, будто из снега, солнца, которое надавило на стеклянную корку – она треснула, и льдины фарфоровыми осколками усы́пали озеро. Лена шагала сегодня как всегда одна из школы по асфальтовой полоске-набережной, уже светло-серой без снега, как летом. Все обычно возвращались кучами или парами. Единственная Ленина подруга Сашка жила в другую сторону ходьбы, в соседнем селе, а ни с кем другим Лена разговаривать по дороге не захотела бы. Галя – разговорщица, любительница людей, уже собирательница поклонников, королева сторис и всяких историй в своём классе, всегда шла отдельно от сестры, даже если их уроки закончились одновременно, облепленная стаей друзей. Мать просила контролировать младшую сестру, и Лена знала, что сегодня Галя закончила учиться в то же время и ушла гулять на берег – та написала об этом в инстаграме. Было тепло, даже жарко, до бесшапного уже существования, но Лене не нравилось. Она заболевала, горло брыкалось, затылок мяло, и из глаз сочились температурные слёзы. Лена должна была зайти домой, быстро поесть и нести рыбу матери на рынок.

Торчащее над озером солнце кусало кожу лица, и что-то ещё другое царапало щёку справа. Лену вот уже несколько месяцев как «любил» одноклассник, за ней уроками и переменами волочились его глаза, поэтому она узнавала в этом царапаньи ощущение чужого взгляда. Лена вынула речитатив из ушей, остановилась и посмотрела на Байкал. Потом резко поглядела налево-вперёд вдоль набережной – там далеко, уже на уровне пляжа передвигалась россыпь подростков, направо-назад – в метрах ста от неё плелись два второклассника. Дальше она снова направила взгляд на озеро. Там, среди наплывающих льдин, нависая на поверхности, торчали двадцать пять, а может быть, тридцать гладких, круглых голов. Все они, повёрнутые в сторону Лены, глядели именно на неё своими глазами-пуговицами. Три нерпы и вовсе полувылезли из воды и возвышались на льдинах, не отрывая от берега внимания. Лена чихнула. Нерпы подвигались и поморгали. Лена шмыгнула носом, болезнь растекалась, захватывала новые территории на её теле. Вдруг дочь рыбака поправила шапку и побежала по берегу в сторону пляжа. Наушники хвостом волоклись за ней по асфальту. Нерпы синхронистками, все до одной, завалились кто на правый, кто на левый бок и скрылись в Байкале. Остался тёмно-серый коктейль со льдом, разбавленный солнечными лучами. Мимо проковыляли второклассники, не разговаривая друг с другом.