– Обо всём, Кел, – вздохнула она. – С каждым днём я становлюсь всё более невыносимой, правда? Боюсь, дальше всё будет только хуже. Не могу вытерпеть душной комнаты, запаха похлёбки и каши, взглядов Ринарет и её дурацких споров с Первым рыцарем. Меня от всего воротит, будто я изнеженная принцесса из хрустального замка!
– Ты долго жила в городе, где тебя окружали близкие люди, послушная прислуга и красивые вещи. Не нужно было ни о чём заботиться, – сказал призыватель, но Донния помотала головой.
– Я знала и другую жизнь прежде! Несколько лет прожила в замке Хранителей, ходила с ними в походы по Ничейным землям, зашивала их раны и лечила болезни. Ты не испугаешь меня тем, что здесь нет пышных нарядов или изысканных блюд!
Келлард вздохнул, продолжая поглаживать её ногу сквозь мягкую ткань простого платья.
– И всё же ты тревожишься, и я чувствую свою вину за это.
Жрица отложила в сторону веночек из серебристых трав и легла рядом с любимым, устроившись на его плече.
– Вину за то, что я жду ребёнка? Мне казалось, ты был счастлив, когда узнал.
Он обнял её, зарываясь пальцами в светлые волосы.
– Я счастлив, но в то же время постоянно размышляю о том, что для меня это счастье незаслуженное.
– Счастье не заслуживают, это не военная награда и не орден Гильдии магов, – возразила девушка.
– Донния, я уже устал повторять, что мне нечего дать тебе и нашей будущей дочери. Ты видела мою семью на своей несостоявшейся свадьбе. Они делали вид, что не имеют ко мне никакого отношения. Все они – родители, братья, сестра, дед, племянники. Уверен, им было бы куда спокойнее, если бы Талемар снёс мне голову в поединке. Дед многое бы отдал за то, чтобы стереть из истории рода это тёмное пятно в виде призывателя-изгоя. Думаю, и Велиор был бы этому рад.
– Не говори так о своём сыне! – воскликнула Донния. – Он другой.
– И тоже отвернулся от меня, назвал предателем. А я, клянусь тьмой, не предавал тех, кого люблю. Даже когда меня об этом очень настойчиво просили в Железной крепости!
– Я знаю, знаю, – жрица ласково погладила его по плечу и поцеловала в висок. – Но мне и не нужно никаких богатств. Я беспокоюсь только о том, чтобы никто не обнаружил наше убежище. Через несколько месяцев я уже не смогу быстро бегать или скакать по порталам. Уже сейчас я начинаю становиться слабее, чем была всегда. И меня пугает то, чем занимаются твои друзья. Пусть даже я и знаю, что они не причиняют вреда живым людям.
– Лиза должна практиковаться, чтобы помочь Гильдии призывателей выжить. Она выбрала этот путь сама, – прошептал Келлард.
– То, что вы сделали с ней, – жестоко. Можно было найти другой способ…
– Любые сделки с существами из междумирья стоят дорого! Чтобы спасти Лизу, магистр Тэрон отдал жизнь, и я уверен, что он не слишком долго раздумывал. Мы рады были бы жить как другие маги, не скрываясь от преследования, занимаясь исследованиями и принося пользу обществу. Но мы вне закона, Донния, а поэтому вынуждены сейчас заботиться лишь о выживании нашего вида. И если нужно чем-то пожертвовать, мы жертвуем без страха и сомнений.
– Наша дочь унаследует твой дар, да? – спросила Донния после недолгого молчания.
– Я не знаю, любимая. Не знаю. Надеюсь, что нет.
Он закрыл глаза, слушая дыхание жрицы и торопливое биение её сердца. Где-то за деревьями несли свою вахту едва различимые в свете дня тени, Никс и Данэль. Между расставленными среди корявых корней старых сосен оберегами были натянуты невидимые теневые струны, защищающие лагерь изгоев от нежданных гостей. Случалось, что эти сумрачные нити тревожили охотники из деревни или живущие к северу от поместья дикие лесные эльфы. Людям Рин, Гаэлас или Келлард издалека отводили глаза, принуждая сменить направление. Остроухие сородичи, одетые в шкуры животных, убегали прочь сами, почувствовав чуждую магию и присутствие сильных волшебников.
Донния обходила дом перед сном и окружала его собственными заклинаниями, известными только жрицам Ньир. И всё равно напряжение не отпускало её, особенно когда возлюбленный запирался в одиночестве на заваленном хламом чердаке и выходил оттуда усталым и опустошённым, с небрежно перевязанными тряпьём запястьями и чёрными кругами под глазами. Спустя несколько часов он немного восстанавливал силы и вёл себя как ни в чём не бывало, не отвечая на расспросы жрицы.