Аудиенция у министра путей сообщения, про которую Ларцев коротко сказал, что она прошла «обыкновенно», на самом деле была какою угодно, но только не обыкновенной. Во всяком случае хозяин кабинета граф Бобринский остался глубоко озадачен. С такими кандидатами на ответственную должность он прежде не сталкивался.
Граф Алексей Павлович был мужчина начальственный, суровый, с большими висячими усами и еще более внушительными подусниками. Зная, что к нему привели не просто соискателя, а человека, пользующегося покровительством значительнейших лиц, министр очень старался быть любезным, но его чугунному лицу улыбка давалась нелегко.
В начале беседы он объяснил, что строительство Северо-Кавказской магистрали обходится намного дороже, чем было запланировано первоначальной сметой, а поскольку гарантом работ выступает государство, траты ложатся слишком тяжелым бременем на бюджет. Для дальнейшего субсидирования, о котором ходатайствует председатель правления барон Штульпнагель, компания должна принять назначенного министерством инспектора, который будет на месте контролировать все действия и расходы.
Ларцев всё это уже знал, поэтому не столько слушал, сколько разглядывал висевшую на стене карту железных дорог Российской империи. Сидевший рядом Воронин даже легонько толкнул соседа коленом. Адриан не понял и удивленно поглядел на Вику.
Раздраженный непочтительностью, министр скомкал речь, пожевал сухими губами и попросил Ларцева рассказать, в чем состоит метода, позволившая ему сделать такую блестящую карьеру в знаменитой компании «Трансамерикэн».
– Нет никакой методы, – был ответ. – Надо просто правильно подбирать помощников, чтобы каждый знал свое дело. А кто не знает и не хочет учиться – гнать в три шеи. И тогда вскоре получается, что люди работают, а ты просто наблюдаешь.
– Любопытно, – усмехнулся Бобринский. – То же самое Петр Андреевич говорит о подборе членов правительства.
– Кто говорит?
Граф ошеломленно поглядел на Воронина. Тот терпеливо пояснил:
– Я уже объяснял. Петр Андреевич Шувалов, мой начальник.
– А, да.
Чуть качнув головой Воронину, что означало: «дело, конечно, ваше, но субъект престранный», министр задал следующий вопрос:
– Когда вы сможете отправиться на Кавказ?
– Через четыре дня. Как раз будет готов первый образец новейшего трехосного паровоза серии «Т». Хочу опробовать его в дороге.
– Похвально. Можете воспользоваться моим салон-вагоном, – любезно предложил Бобринский.
– Не нужно, – дернул плечом Ларцев. – Я поеду машинистом. Говорю же вам, хочу сам опробовать машину.
Больше вопросов потрясенный граф не задавал.
– Благодарю. Вас известят о решении министерства. Виктор Аполлонович, не угодно ли на минуту задержаться?
Наедине министр сказал помощнику всемогущего Шувалова:
– Вы с Петром Андреевичем уверены? Ведь это, знаете ли, фрукт.
– О, еще какой, – засмеялся Вика. – Не сомневайтесь, ваше высокопревосходительство. Подписывайте.
– А что
– Они, конечно, уже навели справки и убедились, что Ларцев с нами никак не связан. Великий князь обещал содействие.
– Тогда что ж… – Бобринский окунул перо в чернила и поставил на заготовленной бумаге витиеватый росчерк. – Вы сейчас к Петру Андреевичу?
– Да. Доложу, что дело исполнено.
– Мое ему почтение.
Алексей Павлович был свой – один из столпов державной партии, которую еще называли «аристократической» или «графской», поскольку кроме шефа жандармов и министра путей сообщения тот же титул был у министра юстиции Палена и министра просвещения Толстого. Один только министр внутренних дел Тимашев (питоврановский «петух в вине») не был «сиятельством», но тоже происходил из древнего благородного рода.
Попрощавшись с Ларцевым и поздравив его с назначением, Вика отправился в знаменитый особняк у Цепного моста, где располагалось Третье отделение, бдительный страж российской государственности.
К шефу Виктор Аполлонович вошел, как обычно, без доклада.
– Ну что? – сказал Шувалов вместо приветствия. – Наживка на крючке?
– Да, и преаппетитная, – довольно ответил Воронин.
Он сел перед столом, не дожидаясь разрешения. Петр Андреевич делил сотрудников на две категории. С первой, преобладающей, был строг и начальственен, со второй, весьма немногочисленной, включавшей его ближайших помощников, по-дружески прост.
Генерал от кавалерии и действительный статский советник были, пожалуй, очень похожи – оба собранные, элегантные, в отлично сидящих мундирах (на одном синий военный, на другом черный статский), красивые холодной, нерусской красотой. Дело было даже не во внешнем сходстве. И от главы важнейшего ведомства, и от его чиновника особых поручений исходила аура людей, которые не исполняют чью-то волю, а сами являются ею – волей мощного государства. В просторном кабинете с белыми колоннами, за обменом небрежными репликами и шутками, принимались решения, менявшие жизнь страны: выстраивались дальние стратегии, корректировался правительственный курс, снимались и назначались губернаторы. Вся Россия сидит на цепи «Цепного моста», сетовали деятели противоположного, либерального лагеря.