Дороги и люди

— Поэт чаще всего опирается на образы природы, чтобы высказать свое настроение, свое отношение к миру, свое миросозерцание. Если природа вдохновляет поэта, она живет в стихах полноценной жизнью. Французские «парнасцы» хотели создать чистую пейзажную лирику, где доминировала бы описательность. Мне такая лирика чужда, хотя и сами «парнасцы» оказывались часто выше собственных установок и схем. Для меня тютчевское ви́дение природы и его драматизм являются высшим родом поэзии. Природа в поэзии должна раскрывать внутреннюю лирическую тему поэта. Такое восприятие природы с неслыханной экспрессией и драматизмом проявилось в поэзии Важа Пшавела, а среди новейших поэтов — у Пастернака, у Тихонова и Заболоцкого. У всех у них «портрет природы» одновременно и собственный «автопортрет». Природа — волшебное зеркало, отражающее душу и характер каждого, кто умеет в него заглянуть.

Ответ был, что называется, недвусмыслен и категоричен. Я пошел дальше. Я начал рассуждать о том, доступна ли лирике вообще задача описания, а значит, в некотором смысле и сюжетность. Существует мнение, что лирика бессюжетна, что она представляет собой чистый монолог, фиксацию мгновенного состояния внутреннего мира. Но если это правильно, как быть тогда с теми миниатюрными «романами», которых столь много среди шедевров мировой лирики. Ну, взять хотя бы пушкинское «Я помню чудное мгновенье», кстати, совершенно не метафорическое по своему образному строю. Ведь перед нами, по существу, целая история взаимоотношений двух людей, и, однако, это лирический шедевр. К таким же лирическим шедеврам можно отнести многие сонеты Шекспира, в которых тоже есть сюжет как история чувств...

— По-моему, лирику нельзя, — Чиковани прервал меня энергичным жестом, — понимаете? нельзя делить на сюжетную и чистый монолог. Зачем опять-таки противопоставлять союзников?! Возьмите пушкинское: «Я вас любил: любовь еще, быть может...» — это же чистый монолог, чистое лирическое излияние, здесь действительно нет метафоричности. Но вот другое — «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор...»), в котором и обращение к друзьям, и описание природы, и воспоминания. И то и другое стихотворения написаны с подлинно лирической духовной проникновенностью. Далее. Если первое стихотворение оставляет впечатление (только впечатление) мгновенно рожденного, то «19 октября» явно подготовлено в душе поэта, оно — следствие большого накопления впечатлений.

Как-то, будучи в Тбилиси, Маяковский сказал мне, что «Необычайное приключение...» он писал семь месяцев. Я удивился.

— Нет, это не значит, что я семь месяцев писал, — сказал Владимир Владимирович, — я его вынашивал семь месяцев...

Сколько стихов Симон Чиковани написал в дороге, путешествуя... Я спросил:

— Как вы смотрите на закономерность «дорожных» стихов и когда, на ваш взгляд, поэту сопутствует в них творческий успех?

— Мне кажется, что так называемым дорожным стихам предрешен успех лишь в том случае, если поэт духовно подготовлен к путешествию. Без такой подготовки путешествие лирического героя будет просто перемещением его в словесно фиксируемом пространстве, когда новые впечатления не обогащают ума и памяти ни поэта, ни читателя. Мы все время возвращаемся к Пушкину. Заметили? Так вот, Пушкин считал, что путешествие в поисках вдохновения — это «смешная и нелепая причуда».

Для меня сегодня как поэта такого рода циклы, связанные с путешествиями, психологически и творчески непривлекательны, хотя я сам в свое время отдал дань этой форме.

— И еще вопрос: в чем вы видите своеобразие грузинского поэтического образного строя и значение этого своеобразия?