Доржи, сын Банзара

Доржи жалко, что он не видел всего этого. Было лишь одно утешение: на будущих скачках он опять всех на Рыжухе обгонит и тогда уж сам, своими ушами, услышит похвальное слово, сложенное народом, рожденное в добрых сердцах мудрых людей.

СЕРЕБРЯНЫЕ УЗОРЫ

С каким нетерпением ожидал Доржи скачек, и вот они прошли. Что принесет завтрашний день — огорчит или обрадует? Доржи думал: дядя Хэшэгтэ рассказал ему уже обо всем, что знал. Но оказалось — у дяди еще много припасено всякой всячины. Наверно, можно долгие-долгие годы прожить вместе с ним, и все равно каждый день будешь узнавать от него что-нибудь новое.

А произошло вот что.

Сундай привез из Боргоя дяде Хэшэгтэ его сундучок.

Сундучок оказался совсем не таким, каким его представлял себе Доржи. Крышка у него совсем горбатая — поставь на нее чашку чая, разольется. Он обит железной лентой, как бочонок обручами перетянут. И настоящий замочек — маленький, с наперсток, — висит на нем, словно что-то караулит.

— Дядя Хэшэгтэ, почему вы свой сундучок в Боргое оставили?

— А ты попробуй его поднять. Не смотри, что маленький, он тяжелый. От вас буду уходить, тоже оставлю. Потом попрошу с кем-нибудь его отправить.

— А что в этом сундучке? — глаза у Доржи заблестели.

— Ты лучше спросил бы не о Том, что в сундучке лежит, а о том, какая пища в этом котле варится, — дядя показал на свою лысеющую голову, а когда увидел расстроенное лицо мальчика, добавил: — Ничего, потерпи… Открою — увидишь.

В тот день Доржи напрасно ждал — дядя так и не открыл сундучок. Что бы сказал дядя, если бы Борхонок начал рассказывать улигер, дошел до самого интересного места и вдруг сказал бы: «Завтра приходите, завтра закончу»? Разве хорошо было бы? Как дядя этого не понимает! Лучше бы он совсем не привозил этот сундучок. Конечно, в нем спрятаны какие-то очень интересные вещи, иначе дядя не стал бы его всюду возить с собой, не стал бы запирать настоящим замком. Неужели он так и не откроет? Может быть, ключик потерял в дороге? Мальчику почудилось, что в сундучке кто-то тихо-тихо посвистывает, шевелится.

…Вот открывает дядя Хэшэгтэ свой сундучок. Внутри сундучок сделан из чистого золота, сияет так, будто в нем очень долго жило само солнце. На крышке звезды горят… Их так много, как на зимнем небе. Горят, хоть зажмуривайся…

Из сундучка выпорхнули три белые-белые птицы. Головки у них алые, лапы желтые. Сели птицы на золотую крышку. И вот — одна загадки стала загадывать, вторая песенку запела, а третья начала улигер рассказывать. Доржи очень захотелось погладить их, приголубить. Потянулся рукой, но птицы вспорхнули: и улетели…

Доржи открыл глаза. Было еще рано, даже мать спала. На сундучке по-прежнему висел замочек… Может быть, и в самом деле в сундучке живут птицы, которые и петь и говорить могут. Ведь рассказывают же, что в городе люди ходят с умными птицами и те все-все говорят человеческим голосом. Если пройдет глупый человек, птица узнает и при всех скажет… Сидит птица на красивом сундучке, и сундучок сам все время песня поет. Может, и у дяди такой сундучок? Может, он его в городе купил?

Доржи опять заснул. Его разбудила мать, когда солнце было уже высоко.

— Сыночек, вставай. Дядя сундучок открывать собирается.

Дядя Хэшэгтэ сидел у юрты на войлоке. Он снял замочек, открыл крышку… Правда, крышка оказалась не золотая и птицы оттуда не выпорхнули, а все равно интересно. Не зря Доржи ждал так долго — целый день и ночь.

Дядя вынул из сундучка маленькие молоточки, ножницы, разные острые железки — не то ножички, не то шилья, маленькую — с ладонь — наковальню и такой же маленький мех. Настоящий мех, как в кузнице у Холхоя, с кожей по бокам, с тонким птичьим горлышком. Потом он вынул стеклянные пузырьки — в одном было что-то белое, вроде муки, в другом — зеленые-зеленые камешки, в третьем — розовая водичка.

Прибежали мальчики. Откуда они узнали? Будто их звали… И Аламжи, и Затагархан, и Шагдыр, и Даржай — все здесь. Как бы дядя не рассердился и не прогнал Доржи вместе с ними…

Дядя вынул из сундучка почти готовые ножны, вытащил ножик. Острым шилом начал водить по ножнам. То одной железинкой царапнет, то другой. Мелкие-мелкие стружки падают на войлок.

— Доржи, скажи маме, пусть чаю принесет.

Дядя уже два раза успел попить чаю, а конца работе не видно. Как у него рука не устала, как шея не заболела? Нет, Доржи не нравится — слишком долго делаются серебряные ножи.

— Дядя Хэшэгтэ, кому вы делаете ножи? Кто будет их носить?

— А тебе что — завидуешь тому, кто будет носить? Тот будет, кто книг не читает, а в хлеву рогатых коров считает… Понял?

— Понял… Это вы про таких, как Мархансай-бабай?

— Хорошо, если понял… Не старайся украшать себя серебром да золотом. Что с того, если люди скажут: «Ах, какой дорогой ножик у этого Доржи!» Пусть лучше скажут: «Какой умный и добрый сын у Банзара!»

— Умным и добрым хорошо быть?