Доржи, сын Банзара

Мать никогда не сидит без дела. Если растянуть все шкуры и кожи, которые она обработала, на них можно поместить все стада Мархансая. Если растянуть нитки, которые она спряла, хватит до самого далекого города земли — до Петербурга…

Доржи ясно видит лицо матери — седые волосы на висках, морщинки у глаз. Тоска щемит сердце мальчика. Ему вспоминается господин смотритель: колючий взгляд, рыжие усики… Потом — старик Соломон. В руках у него стонет маленький желтый хур… Вот бежит, как дикий гуран, парень с окровавленным лицом. Койка стала вроде чашки весов, качается у самого потолка. Опять слышатся жалобы стариковского хура, звуки летят над долинами Джиды и Селенги, встречаются в синем небе с песнями старого Борхонока.

ПЕРВЫЕ ДНИ

На следующее утро приехали еще пять учеников. Койку рядом с Доржи занял Муни Батуев. У него желтые глаза. Он до самых бровей зарос жидкими бесцветными волосами. Приехали Шагдыр Зориктуев, Рандал Сампилов, кривоногий Дондок Мункуев. Высокий казак привел сына, поставил около самовара его сундук, наказал хорошо учиться, не драться с ребятами. Так же, как отец Доржи, припугнул мальчишек. Ребята оглядели казацкого сына: куда уж с ним драться, он и так едва не плачет…

— Как тебя зовут? — спрашивает Доржи.

Тот отвечает тонким жалобным голосом:

— Цокто Чимитов.

Доржи читает по-монгольски и по-русски, умеет складывать и вычитать.

Его приняли во второй класс. Но многого он еще не знает, придется догонять.

Доржи садится за один стол с Цокто Чимитовым, В классе шумно. Над черной доской — две позолоченные рамы. В одной — царица с большущими удивленными глазами, во второй — румяный остроносый царь. На другой стене. — в маленькой потрескавшейся рамке кудрявая женщина. В руке у нее гусиное перо. Голову она наклонила набок и смотрит на Доржи.

— Что это за женщина? — спрашивает Доржи у соседа.

Гытыл смеется:

— Это не женщина. Это мужчина. Самый большой ученый России, сын рыбака.

Доржи стыдно: самого большого ученого России принял за женщину… Он рассматривает портрет. Как сын рыбака смог стать самым большим ученым? На стене заметил еще одну рамку. В ней — седой старик с орденами и лентами. Доржи видел его в книгах Степана Тимофеевича.

— Этого я знаю, это Суворов, — уверенно говорит он.

Ребята смеются. Гытыл присвистывает и топает пыльными унтами.

— Нет, брат, не Суворов, а Державин, — поправляет Цыдып.

— Тоже военный начальник?

— Нет. Он — учитель Пушкина, пиит.

Вот какая беда: мужчину называет женщиной, учителя путает с военным начальником…

Кто-то кричит: «Идет!» Это вызывает такой же переполох, как слово «думцы» в улусе. Наступает тишина. Только густая пыль по-прежнему висит в воздухе. Входит учитель арифметики Адам Адамович Крыштановский. Все встают. Встает и Доржи. Учитель показывает на доску, спрашивает:

— Это чей скакун? Выходи к доске.

Все-молчат, кажется, даже не дышат. Адам Адамович еще настойчивее повторяет вопрос, показывает на доску. Там нарисована лошадь с горбом, как у верблюда. Во рту у лошади трубка. Учитель подходит к Гытылу.

— Твой скакун?

— Мой…

— Садись на него.

Гытыл неохотно встает, прикрывает голову руками. Адам Адамович размахивается линейкой и шлепает его по шее.

— Садись, — уже беззлобно говорит он Гытылу.

Доржи разглядывает учителя. У него круглое безусое лицо. Голова блестит, как начищенный самовар. Одет он во все черное, только воротничок рубашки белый. Учитель часто вытирает платком свой шишковатый нос.

— Положите руки перед собой, — приказывает он. — Кто там чешет шею? Перестань, а то я линейкой почешу… Арифметика, которую мы с вами изучаем, — мать всех наук. Ясно? Без арифметики, как без ног, нельзя сделать ни одного шага… Цокто Чимитов — к доске.

Чимитов у доски. Адам Адамович не поворачивается к нему, говорит медленно, со вздохами, будто не ребят учит, а кому-то на свои болезни жалуется:

— У тебя есть два рубля. Ты зашел в магазин купца Собенникова. Пиши…

Цокто в верхнем углу доски пишет цифру «200». «Ага, — догадывается Доржи, — в двух рублях двести копеек».

— На пятьдесят копеек ты купил чаю для матери. Сколько денег осталось?.. Ну-ка, отвечай! — учитель кивнул Ширабу.

Тот вскакивает с места, вытягивается, как казак перед атаманом, и гаркает во все горло:

— Сто пятьдесят копеек!

— После этого ты купил на гривенник сахару. Сколько осталось? — учитель показывает пальцем на Доржи.

Доржи встает и отвечает:

— Два рубля осталось.

Ребята смеются. Доржи краснеет.

— Как же так? — разводит, руками учитель. — Чаю купил на полтинник, сахару на гривенник, а денег не убавилось. Ты, наверно, приказчика надул?

Доржи молчит.

— Ну, садись. А ты, Цокто, помогай новичку. Будет плохо заниматься, переведем в первый класс. Цыдып, иди к доске… После всех покупок осталось, значит, сто сорок копеек. Ты покупаешь еще три аршина ситца по двадцать копеек, приказчик протягивает тебе покупку… Что ты делаешь дальше?

— Забираю покупку и ухожу.