Доржи, сын Банзара

— Эх, Цыдып, Цыдып! Ты всю арифметику за лето с молоком выпил, — качает головой учитель. — Надо сказать приказчику: «Я изучаю арифметику с Адамом Крыштановским. С вас, господин приказчик, следует восемьдесят копеек сдачи». Понял?

Учитель поднимает палец с золотым перстнем, собирается еще что-то сказать, но звенит колокольчик: «Хватит, хватит, хватит!» Адам Адамович собирает книги и торопливо выходит. В классе галдеж. Гытыл прыгает с парты на парту. Но вот опять звенит колокольчик, перемена кончилась. Начинается урок рисования.

Учитель рисования Артем Филиппович Крюков — сутулый, маленький человек. В руке тросточка. Под мышкой бумага, свернутая в трубочку, и зеленая папка. Костюм вымазан мелом. Артем Филиппович старается строго смотреть на учеников, но из этого ничего не получается: из-под густых бровей блестят умные, добрые глаза.

— Люди научились рисовать очень давно, — говорит он, поглаживая редкие светлые усики. — Первые письмена состояли из рисунков. До нас дошли эти древние изображения. Наши предки оставили нам свои рисунки на каменных плитах, на утесах и скалах. Многие из них еще не разгаданы.

«Это все равно, как отец Затагархана писал на ноже свои заветные мысли. Только на скалах лучше, — решает Доржи, — Нож легко потерять, лама за лекарство может отобрать. А скалы вечно стоят. Их ведь люди с собой не носят, не дарят, и ламы не могут положить эти скалы с письменами в свои кожаные мешки».

Артем Филиппович показывает на доске, как древние люди изображали орлице, зверей, птиц. Ребята же смотрят не на доску, а на спину учителя и смеются. Теперь и Доржи видит, что у того на мундире ниже двух тусклых пуговиц — большая шестиконечная звезда. Гытыл нарисовал ее мелом на спинке стула, Артем Филиппович не разглядел и прислонился… Сейчас он ходит между партами, показывает рисунки в альбоме. Доржи с интересом слушает объяснения.

В конце следующей перемены в класс заходит смотритель.

— Кто измазал мелом стул? — строго спросил он. — Встать!

Все молчат. Тогда смотритель подходит к Гытылу Бадаеву, схватывает его за ухо, нагибает и три раза стукает головой об стол.

— В угол до конца урока ламайской веры бесстыдник!

Урок ламайской веры тянется долго. Лысый маленький Содном Хайдапович Бимбажапов бубнит о том, о чем ребята много раз слышали от стариков и старух, отцов и матерей, от лам, — о грехах и добродетелях, об аде и рае. На Бимбажапове — широкий коричневый халат с длинными рукавами, как у монголов. Вот он достает китайскую фарфоровую баночку с синими драконами, нюхает табак. Доржи ждет — все-таки развлечение, — что учитель сейчас чихнет, но тот только жмурится и вытирает нос красным платком. Как будто откуда-то издалека доносятся слова: «Десять белых добродетелей. десять черных грехов…»

Скорее бы кончился урок!

Следующим уроком было российское землеописание.

Учитель Иван Сергеевич Белогорский, когда рассказывает, кладет на стол маленькие полные руки, хмурится. Лицо у него смуглое, полное. Ему жарко. Он расстегнул на груди рубашку.

Доржи внимательно слушает учителя. Гытыл говорит, что учитель рассказывает много такого, чего нет в учебнике. Сейчас он заговорил про Урал.

— Горы там богаты отменно. Снаружи-то, простым оком, немного узришь. Скалы, сосны, снега белые. А чуть притронулся, камень какой с места сдвинул — и уже перед тобою загадка. Столько минералов знатнейших, столько горных пород богатых, что даже самые ученые мужи диву даются. Михайло Васильевич Ломоносов премного помог своими трудами в овладении естественными богатствами отечества…

Иноземцы многажды делали набеги на русские земли, — продолжает учитель. — Они помышляли не токмо изничтожить престол государя, но и завладеть всеми сокровищами, коими природа так щедро наградила наше любезное отечество.

Иван Сергеевич остановился.

— Все ли понятно?

Поднял руку Гытыл Бадаев.

— Ты, Бадаев, не помышляй спрашивать о том, что не входит в круг нашего урока.

— Иван Сергеевич, я в одной старой-старой книге читал, что на Урале были заводы Демидова. Они и сейчас есть. Сколько же лет этому Демидову?

— Сколько лет заводам, столько и Демидовым. Один Демидов умирает, появляется второй, третий, четвертый. Демидовский завод не бывает сиротой.

— Иван Сергеевич, у нас в улусе один проезжий останавливался. Говорил, что на тех заводах людям очень тяжело.

— Я же сказал, Бадаев, чтобы о не относящемся к уроку не спрашивать… Хватит. Кто перечислит полезные горные породы?

Поднимается несколько рук.

…Последний урок называется военная экзерциция. Учителя зовут Микушкин. Он говорит по-бурятски так же, как по-русски. Под командой Микушкина ребята шагают во дворе с деревянными ружьями на плече. Очень интересно! Доржи вспоминаются картинки в избе Степана Тимофеевича: Наполеон в треуголке, люди на конях с шашками наголо. Да, это не то что урок ламайской веры!

Гытыл ни одной минуты не может усидеть на месте. Он всех задирает, мешает делать уроки.

— Почему ты такой беспокойный? — спросил его Доржи.

— Огонь у меня в груди.

Гытыл подошел к Цыдыпу.

— Давай деньги!

— У меня нет.