Достойно есть

Облака оставляя Путешествуют скалза спинами изваянияГрудь вперёд устремляя В толщу ветра толкаликак если бы грядущееЧтобы грифы почуяв его не слетелись на запах!Смертный час возвещает Убегают стадаминам колокол селения

Вниз по склонам на море И шатается воздухвзирающим под крикамиАх от голода братья мои наши души ослепли!Страны мира в цехах На железо зернозасекреченных переплавилиНенавистное кормят Чтобы пасть вырасталачудовище гигантская

До тех пор пока всех не пожрёт пока кости не хрустнут!Только прежде в долине Будто стон из Аидасотрясшейся извергнулсяЧерепичные кровли И предстало нам чудорассыпались нежданное:Молча женщины слушают как их младенцы рыдают!Это жизнь прихлебнувшая Возвратилась как свет

гибели обнажённаяИ растратив ах всё Ничего не имущаядо последнего болееОдинокий пылающий мак меж развалин воткнула!Если коршун вернул бы силу голоса агнцамкогда-нибудь разорваннымМы бы к травам приникнув гнев усопших и как они

услышали учатсяТьму хватать и вывёртывать враз с лицевой наизнанку!

Чтение пятое. Овечий хлев

Так сказал мой народ: справедливость, которой меня научили, я соблюдал, но века за веками оставался сидеть в наготе у закрытых ворот овечьего хлева. Паства голос мой узнавала и отвечала на каждый мой посвист, встрепенувшись и блея. Но другие всегда, и обычно те самые, что хвалили моё терпенье, прыгали с деревьев и через ограды и первыми ставили ногу свою на средину овечьего хлева. Я же вечно нагой и паствы лишённый, – простонал мой народ. И сверкнул у него на зубах древний голод, и душа его затрещала под грузом обиды, как щебёнка трещит под башмаком обречённого.

Тогда те, кому многое ведать дано, испугались этого треска. Ибо всякую примету знают они в мелочах и, бывает, за многие вёрсты чуют поживу. Немедля они подвязали лживые плесницы к стопам. И одни хватали других, и тянули за руки и за ноги, и твердили такие слова: хороши и достойны ваши труды, но вот – затворены перед вами ворота овечьего хлева. Занесите же руку, и мы вместе с вами, и наша забота – раздобыть вам огонь и железо. Домов не щадите, семей не жалейте, и ни разу перед голосом сына или отца или малого брата не отступайте. Ежели кто из вас убоится, или жалость проявит, или отступит назад, пусть знает: горе ему, и обрушится ему на главу тот огонь, что мы принесли, и железо.

И прежде чем домолвили они слово своё, начала изменяться погода: вдали, в черноте облачных гряд, и вблизи, в тесноте человеческих стад. Словно ветер понизу шёл, завывая, и пустые тела оставлял, без проблеска памяти. Голова посиневшая и бессловесная задрана вверх, а рука глубоко запрятана в карман и вцепилась в кусок железа, и огня, и чего там ещё, с остриём и лезвием бритвенным. И пошли друг на друга, друг друга не узнавая. И в отца целился сын, и в меньшого брата целился старший. Так что ополовинилось много семей, и многие женщины оделись в чёрное кряду по два и три раза. А когда ты хотел в сторонку шагнуть – пустота. Только ветер, гудящий в стропилах, и от редких обожжённых камней дымы там и сям, пасущиеся на трупах убитых.

Тридцать месяцев и три продолжалась Беда и дольше. И ломились в ворота овечьего хлева, пытаясь открыть их. И не было слышно овечьего голоса, кроме как из-под ножа. И не было слышно скрипа ворот, кроме как в тот час, когда они покосились в последнем огне и сгорели. Ибо это народ мой – ворота, и народ мой – хлев, и народ мой – паства овечья.

10