Достойно есть

Такова легенда, и стоит рассмотреть название поэмы в её контексте, как появляется множество ориентиров, подсказок и опорных точек. Мы уже понимаем, что это будет гимнографическая поэма, и догадываемся, что какой-то своей частью она будет восходить к византийской традиции. Мы предчувствуем мотив откровения или, по крайней мере, предстояния чему-то иномирному, мы смутно предвидим и некую недосказанность: фраза оборвана на глаголе-связке, что же есть достойно?.. Предчувствия, безусловно, могут обмануть, но в нашем случае они окажутся верными. Именно «на тонических системах византийской поэзии», как сказал об этом сам автор, зиждется метрическая основа поэмы (мне пришлось немного адаптировать её к нашей силлаботонике, чтобы избежать нежелательных ассоциаций с верлибром). Оттуда же заимствованы обильно используемые ассонансы, аллитерации, парономасии и другие характерные приёмы и тропы; наконец, встречаются и прямые цитаты. Но прежде всего влияние византийских авторов очевидно в самом интонационном строе текста. Взятые по отдельности, и трагическая возвышенность стиля, и экспрессивные воззвания к божественным и смертным собеседникам, и дерзкие сочетания простонародной лексики с утончёнными архаизмами и неологизмами ещё могут быть возведены к каким-либо другим прототипам, но вместе они образуют совершенно узнаваемое целое, и это язык византийской духовной поэзии периода расцвета.

Тасос Лигнадис первым указал, что главным вдохновителем Элитиса был Роман Сладкопевец[26], работавший в Константинополе в первой половине шестого века. Но, невзирая на массу прямых и косвенных подтверждений этого мнения, всё же была предпринята попытка его оспорить: Ирини Лулакаки, убеждённая, что до 1963 года творчество Романа не было известно Элитису в достаточном объёме, предложила не рассматривать его в качестве основополагающего источника[27]

. Я не нахожу в её критике серьёзной аргументации. Если в те годы Элитис и был знаком лишь с несколькими кондаками, аллюзии на них возникают в тексте поэмы непростительно часто для совпадения. Более того, Элитис посвятил Роману Сладкопевцу отдельное эссе, и из него вполне ясно, какое место этот поэт, который «и греком-то не был», занимал в сонме его личных героев. Среди избранных цитат он упоминает и те самые, что с разной степенью видоизменений вошли в «Достойно есть»[28]. Я не понимаю, что (и главное – зачем?) можно подвергать сомнению в этой связи.

Византийская гимнография определяет стилистику поэмы, а основу её нарратива определяют – закономерным образом! – Ветхий и Новый Завет (в особенности книга Бытия и книга Псалмов Давида) и литургические тексты Православной церкви. Они прекрасно уживаются с многочисленными апелляциями к языческой древности. Хотя Т. Лигнадис и назвал влияние древнегреческой литературы «опосредованным»[29], это едва ли не единственное из его утверждений, с которым я не могу согласиться. Прямых цитат из античных авторов в поэме и впрямь не так много, но эта мнимая нехватка с лихвой восполняется заимствованием целых философем и подкрепляется образным символизмом – настолько богатым, что об опосредованном влиянии не может идти и речи. Можно даже сформулировать так: если бы эта поэма была зданием, то библейские и византийские элементы оказались бы в нём стройматериалами, тогда как внутренняя обстановка, декор и даже сами жильцы были бы перенесены в него из дохристианского времени.

Наконец, существуют ещё как минимум две группы источников: греческий фольклор Нового и Новейшего времени, с одной стороны, и избранная новогреческая литература – с другой. Среди фольклорных источников трудно выделить основные: народные песни смешиваются здесь с легендами, поверьями, поговорками. Среди источников литературных, напротив, выделяются несколько авторов: Д. Соломос, А. Пападиамантис, К. Кавафис, К. Паламас, А. Кальвос. Особняком стоят «Воспоминания» генерала Макриянниса – подробнейшее автобиографическое повествование о войне за независимость 1821–1830 годов, написанное абсолютно безграмотным, но настолько живым, выразительным и щемяще-искренним языком, что, опубликованное впервые в 1904 году, оно стало настольной книгой целого поколения греческих писателей.

* * *

Поэма состоит из трёх частей. Первая из них озаглавлена «Η γένεσις», что на современный русский язык можно перевести как «начало», «происхождение». В греческом переводе Пятикнижия этим словом было передано еврейское бе-решит, «в начале»: заглавие Первой книги Моисея, где описано сотворение мира и человека. Я, в свою очередь, следую синодальному изданию Библии и перевожу название как «Бытие». Эта часть состоит из семи стихотворений, – автор сам указывает, что их нужно называть гимнами, – посвящённых становлению и самоосознанию человека-микрокосма как образа, подобия и диалектической противоположности макрокосма-Вселенной. Каждый из гимнов оканчивается провозглашением тождества микрокосма и макрокосма («Сей мир, сей малый мир, сей мир великий!»).