Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Моя работа в «Новом американце» началась с телефонного звонка. Голос с сильным акцентом сначала удостоверился, что у телефона действительно я, а затем, перейдя на русский, вкрадчиво произнес: «Я жил в одном дворе с твоим братом. Как он поживает?»

На это, наверно, полагалось ответить что-то вроде «несчастному полегче, он уже собирается в Тверь», а затем договориться о передаче портфеля в каком-нибудь безлюдном месте.

Однако это оказался не майор Пронин, а Евгений Рубин, знаменитый спортивный журналист. Тут, в эмиграции, ему нужен был переводчик для статей о советском хоккее. Я учился на последнем курсе, из СССР уехал всего пять лет назад, и советский хоккей был мне еще очень близок. Мы с ним опубликовали несколько статей в спортивных журналах, попали в «Нью-Йорк Таймс» и в начале 1980 года он предложил мне работу переводчика в новом еженедельнике, который Рубин с тремя другими бывшими советскими журналистами должен был вот-вот открыть.

Рубин приводит Байера в редакцию. Новый сотрудник занимался переводом телепрограммы, диктуя текст секретарю:

Попала она туда по протекции одного из основателей. Я переводил телепрограмму вслух, а она печатала ее на машинке. Печатала одним пальцем, а когда в конце строчки вдруг звенел колокольчик, вздрагивала и начинала лихорадочно искать каретку.

Но это не было самое ужасное. Самое ужасное было то, что по телефону она отвечала исключительно и негостеприимно «Да». Заставить ее сказать в трубку «New American» или хотя бы «Новый американец» более или менее благожелательным тоном оказалось совершенно невозможно. Как невозможно было и добиться того, чтобы, когда звонили и начинали говорить по-английски, она трубку передавала бы мне, а не брезгливо кидала ее обратно на рычаг.

Мы с ней часто по этому поводу ругались и говорили друг другу колкости, но поделать ничего было нельзя. За время работы она познакомилась уже и с другим основателем, и он даже успел переехать к ней в квартиру в районе Вашингтон-Хайтс, предварительно съехав от предыдущей жены.

Вычислить любвеобильного отца-основателя «Нового американца» не слишком сложно. В «Невидимой газете» Довлатов касается деликатного вопроса:

Личные распри влияли на производственные отношения.

Однажды в редакцию приехала сожительница Дроздова – Марина. Без единого звука она плюнула в нашу секретаршу Эмму. Та сейчас же плеснула в Марину горячим кофе. Женщины начали зло и беспомощно драться. Их разнимали все, кроме Дроздова. Потом он говорил:

– Женские дела меня не касаются.

Вернемся к распределению полномочий в «Новом американце». Как видим, Рубин и Довлатов занимали в списочном составе далеко не первые места. Рубин сразу увидел в этом несправедливость. Нужно признать, что Рубин умел находить несправедливость в отношении себя и своей жены. Из мемуарного текста Байера: