Дожить до рассвета

В том, что неправые средства, которыми добивается Бритвин выполнения боевого задания, компрометируют великую цель Победы, сомневаться не приходится. Если бы партизаны, свидетельствует Л. Адамович, во всем руководствовались «сиюминутной военной выгодой», они скоро потеряли бы «куда большее: ежечасную и вездесущую помощь, поддержку населения». Стоит вслушаться в эти свидетельства: они особенно ценны тем, что принадлежат не просто писателю, литературоведу, критику с большим нравственным авторитетом, но и человеку, для которого партизанское прошлое — не вычитанное книжное знание, но пережигая личная биография. «Все могло быть в такой страшной войне. И не бывалым партизанам, которые и не такое видели, знают, оспаривать правдоподобие данной ситуации», — защищал он жизненную достоверность сюжета быковской повести, убежденно настаивая, что «бездушный, бесчеловечный практицизм Бритвина по существу совсем не на пользу делу — если исходить из общей обстановки на оккупированной земле Белоруссии». Ведь потому и приобрело партизанское движение в республике столь широкий и мощный, массовый, поистине общенародный размах, что «люди в деревнях, поселках, городах знали: партизаны (их же кровь и плоть!) готовы на себя взять лишний риск, лишнюю опасность и тяжесть, только бы отвести беду от детишек, женщин… Воистину страшно было бы смотреть в глаза этим людям, если бы мы воевали не по-партизански, а «по-бритвински»!»

Последний аргумент, разумеется, не для Бритвина: что-что, а в глаза другим смотреть ему и не страшно, и не стыдно. Он ведь из той породы людей, которые охотно признавали присловье: «Лес рубят— щепки летят», если сами были при этом порубщиками. Вот и война для него раньше и прежде всего — «риск людьми. Кто больше рискует, тот и побеждает». Знакомые самоуверенные интонации, не правда ли? До Бритвина мы улавливали их во властном голосе капитана Сахно, а Горбатюк и слова произносил почти те же, что Бритвин: «На войне жестокость — не грех». Самоуспокоительному бездушию, которое объединяет всех троих, и противостоит неусыпная человеческая совесть, чьим безотказным велениям, каждый по-своему, послушны любимые герои Василя Быкова. И среди них — партизанский подрывник Маслаков, для того и рассказавший историю комбрига Преображенского, который пожертвовал собой ради спасения других, в том числе детских жизней, чтобы отвести от него бритвинские упреки в сердобольности, на его примере во всем и на-до всем утвердить примат совести: «…тут дело совести. Одному хоть весь мир в тартарары, лишь бы самому выкрутиться. А другому надо, чтоб по совести было». Таких «других» в творческом мире Василя Быкова куда больше, чем сахно, горбатюков, бритвиных. Тем важней и дороже ему акцент, которым он усиливает свой неизменный мотив памяти о войне. «Никто не забыт и ничто не забыто» — это значит также, что нет у нас права на забвение ни одного деяния-подвига, ни одного взлета человеческого духа, проявления воли и мужества. Непосредственно об этом — повесть «Обелиск», страстно нацеленная на борьбу за честь и достоинство человека, на которого пала тень несправедливого подозрения, за возвращение ему доброго имени. То, что по велению совести совершает в ней учитель Мороз, являет редкий пример героического самоотвержения, которое, как горячо доказывает один из персонажей, не укладывается ни в какие «расхожие схемы, чтоб попроще! И поменьше хлопот. Убил немца или не убил?.. Он сделал больше, чем если бы убил сто. Он жизнь положил на плаху. Сам. Добровольно. Вы понимаете, какой это аргумент? И в чью пользу…».

В те самые ноябрьские дни 1942 года, когда Советское Информбюро принесло первые сообщения о начале нашего контрнаступления под Сталинградом, в Свердловске состоялась юбилейная сессия Академии наук СССР, посвященная 25-летию Великого Октября. С докладом «Четверть века советской литературы» на сессии выступил Алексей Толстой. «В нынешней войне, особенной и небывалой, — начал он свой доклад, — человечество потрясено в основах бытия, и народные массы призваны к повышенному волевому и моральному состоянию. Нынешняя война — это война моторов. Это так, но это не полное определение: моторов и силы преодоления страданий, нравственной силы. В этой войне не счастье, не случай и не только талант полководца принесут победу; победит та сторона, у которой больше моторов и тверже нравственный дух народа. Нравственные категории приобретают решающую роль в этой войне»[18].