Это не бесчувственность, не равнодушие, это попытка мозга защититься от страшного, слишком страшного, чтобы его можно было осознать и оплакать. Те, кто не защищался, сходили с ума.
Как не сойти с ума матери, которой приходилось урезать и без того скудную еду одному из своих детей, чтобы чуть посытней накормить более живучего, которого еще можно спасти? Матери выбирали жертву среди своих собственных малышей, чтобы не погибли все, чтобы хоть кто-то остался. Еще чаще они не ели сами, хотя это было худшим решением, ведь за смертью матери следовали смерти детей.
В парадной Юру и Женьку встретила соседка с третьего этажа:
– А я вас поджидаю. Возьмите наши карточки, отоварьте, если можно. Я слышала, что вы помогаете.
– Да, тетя Рая, давайте, только мы завтра принесем. Сегодня уже поздно.
Она, оглядываясь на свою площадку, зашептала:
– Вы нам отдайте четвертинку, а остальное у себя оставьте.
Женя не понимала ничего, даже закралось подозрение, что соседка сошла с ума. У нее же две дочки маленькие.
– Я к вам девчонок по одной присылать буду, вы им хлебушек в своей квартире скормите. – Она вдруг всхлипнула и добавила: – Никифорович-то мой умом видать трогается, отнимает весь паек и съедает, а девчонки второй день голодные.
– Как это – отец съедает граммики дочек?!
В это время открылась дверь квартиры Самсоновых, и Раиса Трифоновна замахала руками:
– Потом, потом!
Резкий мужской голос позвал сверху:
– Рая, ты чего застряла?
– Иду, иду, у ребят про Станислава Павловича спрашивала.
Юрка крикнул ей вслед:
– Тетя Рая, пусть Лида и Манечка к нам придут. Прямо сейчас. У нас немного дуранды есть и книжки детские.
Та обрадовалась:
– Ладно, пришлю. Сейчас и придут.
Муж ворчливо возразил:
– Нечего по чужим домам шляться.
Но девчонки пришли. Они никогда не были толстыми, а теперь и вовсе в чем душа держалась. Сквозь тонкую кожу просвечивали голубые ниточки вен. Глаза впалые, взгляд перепуганный. Остановились у двери, боясь пройти дальше.
Женя позвала:
– Ну чего вы? У нас в комнате тепло, пойдемте.
Лида и Манечка прошли, осторожно присели где сказано, все так же крепко держась за руки. Конечно, и здесь тепло было лишь по блокадным меркам – вода в чайнике не замерзала, и ладно, но у многих не было и того.
Станислав Павлович не стал приказывать раздеться, просто протянул по полкружки горячего кисленького напитка из еловой хвои:
– Это для зубов. Пейте. Сейчас сладенького дам…
Сладеньким была дуранда – подсолнечный жмых.
Кусочек дуранды Станислав Павлович измельчал, а потом на сковороде проваривал вместе с сушеной малиной, отвар вместо чая пили, а остаток высушивали на печке и резали на небольшие кусочки. До чего же получалось вкусно! Никакие довоенные шоколадные конфеты не могли сравниться.
Девчонки взяли по кусочку и замерли, не веря в свое счастье.
– Во-о-от… я же говорил, что вкусно.
Словно кто-то возражал.
Лиду и Манечку даже разморило от сытости и тепла. Станислав Павлович был мрачен:
– Двое родителей и двое детей… почему же голодают так сильно?
– Тетя Рая сказала, что отец у них весь хлеб отнимает, и просила выкупать, но ему не давать.
Когда за малышками пришла их мать, Станислав Павлович поинтересовался:
– А ты почему не работаешь, Рая?
– На кого я их оставлю? Малы совсем.
– Муж дома же.
Она пояснила почему-то шепотом, видно, боясь, как бы муж не услышал даже на таком расстоянии:
– Вот потому и боюсь. Одних оставила бы, а так боюсь.
Станислав Павлович потребовал объяснить, Раиса немного помялась, потом тихо сообщила:
– Он точно рехнулся…
Договорить не успела, страшную тайну открыла старшая из девочек четырехлетняя Лида:
– Папа хочет нас убить.
– Что?! Как это?
Раиса разрыдалась, ее едва удалось успокоить. Объяснила: муж словно свихнулся от голода, все твердит, что надо прекратить всеобщее мучение, мол, сначала девчонок… того, а потом и самим.
– Говорит, что все одно от голода помрем, так пусть хоть легко и быстро. Умом тронулся…
Станислав Павлович посоветовал:
– Ты вот что, ты иди завтра на работу устраиваться, найдешь куда. А девчонок к нам приводи, у нас все равно кто-то дома всегда есть. Приводи, пока сами живы, помереть или замерзнуть не дадим.
– Ой, спасибо вам, век благодарна буду!
Работу она нашла быстро, Раиса за швейной машинкой мастерица работать была, приняли обмундирование армейское шить, она и домой работу принесла:
– Вот, еще буду носки и варежки вязать. Тоже платят, и паек рабочий теперь. Заживем… Только вы моему не говорите, что дочки у вас, я сказала, что в садик устроила. Я устрою, мне обещали…
Девчонки тихо сидели весь день у печки, поджидая, когда их накормят и придет мама. Но постепенно отогреваться начали и они, стали разглядывать книжки с картинками, а Женя стала им читать.
– Бабушка наказывала чистить зубы и читать каждый день! А мы про наказ и забыли.
Возня с малышней даже отвлекала. Сытней не стало, ведь карточки Раиса должна получить только на январь, пока грели надежда и дрова, которые припас Станислав Павлович.
На третий день к ним вдруг пришел отец девочек, с порога, не здороваясь, хрипло поинтересовался:
– Вы всех кормите?