Дожить до весны

Станислав Павлович, подкладывавший дрова в печку, тяжело поднялся с корточек, настороженно глядя на незваного и неприятного гостя:

– Нет, только детей.

Отец скомандовал девчонкам:

– Пошли домой, нечего по чужим квартирам шляться!

Бедняжки сжались, словно от удара, но схватились за свои пальтишки. Станислав Павлович возразить не успел, в комнату влетела Раиса:

– Ой, вы все тут! Пойдемте, я поесть принесла… Нам сегодня суп дали из хряпы… вкусный…

Глядя вслед удалившемуся семейству, Станислав Павлович сокрушенно покачал головой:

– Как узнал, где девчонки? Небось сама сказала.

На следующий день Раиса девчонок не привела. Станислав Павлович подстерег ее с работы и потребовал приводить:

– А Никифорович твой пусть тоже работать идет. Найдет куда, сейчас мужики даже увечные требуются.

– Ладно, – кивнула Раиса, но было ясно, что она ничего мужу не скажет. Боялась она его, очень боялась. – Я их в садик отдам, завтра оформить обещали.

Василий Никифорович действительно был увечным, одна нога короче другой, а вместо ступни и вовсе культя. То ли уродился таким, то ли по глупости в детстве пострадал… Но ведь и такие работали.

Утром девочек снова не привели.

– Неужели в садик отвела? Хорошо бы, там кормить сытней будут, чем мы вот, – развел руками Станислав Павлович. – Надо сходить вечером, разузнать.

Но не успел. Вернее, они очень долго простояли в очереди в булочную, хлеб привезли поздно. Потом таскали отовсюду дрова, лазили по разбомбленным домам, собирали обломки.

Когда возвращались домой, Женька заметила:

– Мы вот себе принести можем и Бельским тоже приносим, а как те, кто уже не может? Как они карточки отоваривают, воду приносят, дрова? Нина правильно делает, что помогает.

Станислав Павлович только вздохнул:

– Сейчас беда, Женя, настоящая беда. Во время большой беды выжить можно только сообща, только помогая друг другу, только общей семьей. Ты спрашиваешь, как? Вон, смотри, такие, как Ниночка.

Из соседней парадной вышли три девушки. Комсомолки помогали нуждающимся, пока их было еще мало, но движение уже появилось и ширилось. Те, у кого еще были силы, обходили квартиры, выявляя стариков и оставшихся без родителей детей, приносили воду, выкупали хлеб, помогали топить, оформляли детей в детские дома. Мало, мало на такой город, но все же надежда, что помогут, была. К тому же соседи, на примере дружинниц осознав, что тем, кто рядом, надо помочь, присоединялись.

Один вид этих помощниц вызывал улыбку, дарил надежду.

– Не очерствели люди, помогают другим…

Но тот день оказался страшным…

Сердце билось в предчувствии чего-то недоброго.

Едва растопили остывшую за день печурку, как в парадной раздался страшный крик. Даже не крик, а звериный вой, от которого волосы встали дыбом.

Станислав Павлович, схватив кочергу, бросился из квартиры, Юрка и Женя за ним.

Кричала, схватившись за голову, Раиса.

– Что?! Раиса, что?!

Она ворвалась в их квартиру страшная, растрепанная, с безумными глазами, упала на пол и принялась кататься, выдирая себе клочья волос.

Женя и Юрка сквозь приоткрытую дверь увидели, как медленно спускается по лестнице Никифорович. Он шел, будто был железным, словно колени не гнулись.

Самсонова расстреляли прямо во дворе, таких приказано не жалеть.

Он сам пришел в милицию и признался в убийстве двух дочерей!

Станислав Павлович ничего не стал говорить лежавшей замертво в их холле Раисе, только укрыл тулупом. Потом долго сидел у печки, обхватив голову руками и уставившись на огонь. Женька услышала:

– Думал, все страшное в жизни видел, оказалось, еще нет…

Они не верили, что так бывает, что вообще может быть. Тем тяжелее сознавать, что случилось рядом, да еще и с теми, кого могли бы спасти, будь понастойчивей. Станислав Павлович корил себя:

– Знал же дурак старый, что он не в себе.

Раиса так и лежала в их холле, свернувшись калачиком и не отвечая ни на какие просьбы пройти в комнату к печке. Пришлось оставить дверь из комнаты открытой и топить всю ночь.

Но к утру Раиса исчезла… Вышла тихо, никто не услышал.

Утром, предчувствуя новую беду, Станислав Павлович отправился на третий этаж сам, приказав детям оставаться дома. Вернее, пошел со своим приятелем Иваном Трофимовичем, с которым и буржуйки доставали, и уголь воровали, и коптилки мастерили…

Женька и Юра стояли у своей двери, прислушиваясь к тому, что происходит в парадной. Так и есть, с третьего этажа понесли что-то тяжелое. Вернувшийся через некоторое время Станислав Павлович сказал, что Раиса повесилась и чтобы больше об этом всем не говорили и не вспоминали.

Не говорить не получилось бы, но детей отвлекла другая трагедия – мотаясь по морозу раздетым, Станислав Павлович простудился, а для его легких это было смертельно опасно. Старик слабел на глазах, но в магазин с Юркой все же вышел, объяснил просто:

– Если останусь лежать дома, то и вовсе помру. Пусть уж лучше при деле.

Он все же упал на улице, и сам едва державшийся на ногах Юрка не смог поднять старика.

Станислав Павлович попросил:

– Юра… ты не мучься… я не встану… помру, оставь меня тут лежать… заберут как-нибудь…

– Ну уж нет!