Доживем до понедельника. Ключ без права передачи

— Жду! А как же? Вот если б моя Надька училась у вас, ходила бы к вам домой, как эти из десятого «Б»… Те же песни слушала бы и сама пела… Даете гарантию, что тогда не воспиталось бы такое свинство? Французские стихи, музыка, «Гамлет», Пушкин с Ахматовой, сказки Шварца — это гарантия? — сверлил он ее.

— Я всегда была уверена, что — да, — тихо сказала Марина.

— А сейчас?

— И сейчас… на девяносто процентов.

Недостающие десять процентов злили ее, беспокоили.

— Я часто думаю, — вздохнула она, — может, это просто чванство, просто дурацкое домогательство, как у алкашей, вроде «Ты меня уважаешь?!» — хотеть, чтобы смотрели на нас, запрокинув головы, снизу вверх? В старших классах… Кто мы? Не академики же Королевы, не Ландау, не Товстоноговы, не Шостаковичи! Уважение — его разве выклянчишь? Или выдавишь страхом? Черта с два! Снизу вверх — не выходит: очень выросли ребята, акселерация! Ведь не потому же я выше их, что они сидят, а я стою на уроке!

— Ну?

— Вот вам и «ну»! — совсем как девчонка, огрызнулась она «без чинов». — Когда вдумываешься, какая у нас работа, — ведь жутко бывает, иногда прямо взмолишься: чтоб послал кто-нибудь ума, храбрости, таланта… Вот этих ваших «гарантий» как раз!

— Вам уже послали, я узнавал, — самым серьезным и доверительным тоном пошутил Назаров и нажал в магнитофоне клавишу «стоп».

* * *

Во дворе все так же мерзли Юля и Майданов. Но теперь к ним присоседились Смородин, Адамян и Колчин.

В «примкнувшем к ним» Колчине вдруг проснулось человеколюбие, он заявил:

— Несправедливо. Я уже два раза обедал, а вы — ни одного…

Алеша засмеялся, потом сказал Юле:

— Действительно, Юль, двигай домой. Ты уже синяя, и это упрямство ничего не решает…

— Если надо, я могу за всех вас постоять, — развивал свою мысль Колчин. — Я только не пойму, чего мы такие пассивные. Надо заступиться? Так давайте зайдем и скажем, что надо. А так стоять…

— Мы ж не знаем, какой там разговор, — сказал Майданов. — И вообще, Колчин, ты откуда взялся?

— Я? От соседки. Я у нее второй раз обедал…

Тут из парадного вышел директор. Направился к «москвичу». Отпирая дверцу, заметил их, вгляделся…

— Это вы? — Он подошел поближе. — На страже чего стоите?

Они молчали.

— Баюшкина, ты вот что… Магнитофон свой возьми и скажи маме — спасибо, не пригодился… Передашь?

— Да.

— Следовательно, похищать его у меня было не только опасно, но и бессмысленно!

Пауза.

— Что-то я еще хотел сказать? Да! Хочу прочесть ваши последние сочинения на вольные темы. Дадите?

— Вы директор, — удивленно сказал Адамян. — Команда будет — сдадим!

— Ты не понял… — Назаров, несколько уязвленный, отвернулся и увидел, как в арку этого дома въехало такси, как неуверенно миновало один подъезд, другой… — Баюшкина, твоя мама легка на помине, — мрачно сообщил он.

— Где?! — Юля спряталась за майдановскую спину. — О, черт!

Из машины вышли Баюшкины, муж и жена. Они сверились с бумажкой и отыскали нужный подъезд. Стоящих на горке они не разглядели, да и было уже довольно темно.

— Вот видишь, — пробубнил Майданов. — Сама их до этого довела.

Назаров двинулся к парадному, в котором скрылись Баюшкины:

— Надо, братцы, взять огонь на себя. С Марины Максимовны хватит на сегодня!

— И вам не надо, Кирилл Алексеич, — заявил Алеша. — До каких пор Юльке вешать свои проблемы на других?

— Баюшкина, прими меры! — потребовал и Адамян.

Юля сверкнула глазами:

— Сама знаю, не подсказывайте! — и побежала с горки.

* * *

В парадном Юлька запрокинула голову и услышала:

— Тебе заходить не надо, я сам, — хмуро говорил отец. — Ты уже свое дело сделала…

— В каком это смысле? — на высокой ноте спросила мать.

Юля не дала им доспорить, крикнула:

— Папа! Спускайтесь… я здесь!

Всхлипнула, запричитала, зацокала по ступенькам мама…

* * *

Конвоируемая родителями, Юля влезла в такси, утвердив магнитофон на коленях. У Клавдии Петровны опухли глаза, она, кусая уголок промокшего носового платка, искала Юлиного взгляда:

— Я ведь с ума сходила… доченька!.. Я на все готова была… буквально… Ну посмотри ты на меня!

— Теперь обратно, пожалуйста, — сказал шоферу отец; он, наоборот, избегал глядеть на дочку.

Развернулись, обогнули директорский «москвич»… Через заднее стекло Юля не махала прощально, она лишь успела порадоваться тому, что оставляет своего Майданова в хорошем обществе…

Перевод с английского

^{Киноповесть написана в соавторстве с Натальей Долининой}

Я был лживый мальчик. Это происходило от чтения.

Исаак Бабель

1

На доске оставались чертежи — следы геометрического рассуждения. А за партами сидели трое взрослых: две женщины, один мужчина.

— Да что говорить? Способный. И сам это знает! — сказал мужчина с огорчением. Так, словно засвидетельствовал чью-то бездарность.

Учительница, у которой были нервные руки и сожженные разноцветными красителями волосы, заговорила раздумчиво и с улыбкой: