Доживем до понедельника. Ключ без права передачи

— А вы в курсе дела? Виолетта Львовна, да ведь это чепуховина какая-то! Я запутался. Этот мой катехизис советов по таким вопросам не дает, а вас рядом не было… Вот я смотрю предметный указатель: что тут сказано о вранье? «Воспитательная работа», «Всеобщее обучение», «Врач школьный», «Всестороннее развитие личности»… А «вранья» нет — и неизвестно, как быть. Может, на «эф»? Нет, «фантазии» тоже нет.

Виолетта Львовна сказала:

— Закройте это. Вы бы лучше Пушкина вспомнили, у него есть золотая строчка: «Над вымыслом слезами обольюсь…» Слезами — стало быть, это серьезно и возвышенно! Да, фантазия, да, игра, не более того. Но она родилась из наших сегодняшних тревог, она летела на помощь кому-то, ее не страшили расстояния и границы… А разбилась она о вашу насмешку!

— Так я ж не знал! Я не придал значения…

— Вот-вот, я об этом и говорю. Посмеяться проще всего, посмеяться я тоже могла. В этом пушкаревском сочинении больше семидесяти ошибок, и каких! И смех и грех… Но когда есть во имя чего, их можно не заметить. Не-ет, это не педагогический промах…

— А что?

— Это вы какую-то заслонку поставили между собой и детьми, потому и не дошло до вас. Вы ж тут временно, вам бы только зачет — с какой же стати придавать значение всяким сказкам?!

Виталий увидел пороховую вспышку гнева в этих невыцветших младенчески голубых глазах. И опустил голову. Набив рты и перестав жевать, смотрят на них первоклассники с соседних столиков.

— Миленький, будьте физиком, математиком, защитите две диссертации… а в школу вам не надо, если вы на таких позициях! Это просьба моя. — Она встала и ушла из буфета.

Виталий поглядел на ее нетронутую ватрушку, на остывший чай и тоже не смог есть. Что-то подняло его из-за стола и послало вдогонку старой учительнице.

— Виолетта Львовна… — Он нагнал ее в коридоре. — Вы не сердитесь. Мне надо подумать…

— Надо! У вас хорошее неглупое лицо. Когда оно без ухмылки. И пока вы здесь, и пока вы ничего не построили, не нужно разрушать: не нужно объяснять детям, что все сигналы бедствия — плод воспаленного воображения, что спасать им никого не надо, а лучше решать задачки про бассейн, где вода переливается туда и обратно!

— Понятно! — Он не сдержал улыбки, но затем сразу нахмурился. — Только дело сейчас уже не во мне… Нехорошая обстановка в классе. Они травят Леню Пушкарева.

— Ах ты господи! — всплеснула руками Виолетта Львовна. — Если угодно, идемте ко мне на урок, я как раз обо всем этом собираюсь говорить с ними.

И она часто-часто застучала своими не по возрасту высокими каблуками. Плетясь за ней, Виталий достал носовой платок, вытирает вспотевшие, как у мальчишки, ладони. Узелок на платке напомнил о тетрадках, что они так и не собраны…

Звонок.

20

Звонок этот был концом урока физкультуры в шестом «Б» — урока, великодушно превращенного учительницей в баскетбольный матч.

А теперь ни звонок, ни пронзительный судейский свисток не могут остановить этого волнующего состязания!

Здесь все, кроме Пушкарева.

Мяч то и дело в корзине, каждые пять секунд.

Дуть в свисток бесполезно, поэтому физкультурнице приходится изловчиться и в первоклассном «яшинском» броске перехватить мяч.

Сделано!

Шестой «Б» протестующе воет, но учительница, крупная, с кирпичными щеками женщина, молча дожидается тишины, затем спрашивает:

— Счет?

— Сорок три — сорок три!

— Ну и ладушки. Запишем пока ничью. И пойдем одеваться!

— Еще полперемены можно играть! — крикнул Гродненский.

— Ну мы до победы, ладно? — поддержали другие.

— Ну пожалуйста!

— Ни то ни се получается! Это ж курам на смех…

— Еще три минуточки! — клянчат даже девчонки.

Физкультурница свистнула еще раз:

— Разговорчики! Построиться!

Андрюша обратился к ребятам:

— Братцы! Сейчас ведь английский, да?

— Ну!

— А ведь его не будет!

— Почему? — не сообразила Галка Мартынцева, шмыгая припухшим носом.

— Ну, Виолетта Львовна же сказала! Забыли?

— Конечно, сказала! Не будет английского! — завопил Гродненский, исполняя при этом телодвижения из малоизвестной африканской пляски.

Массы твердили об отмене урока так убежденно, что учительница выплюнула свисток, висевший у нее на шнурке… и позволила выбить из своих рук мяч.

— Эй, а вы не врете?

Но над ними уже не имеет власти ничего, кроме игры.

21

Виолетта Львовна и Виталий в пустом классе. Она — за учительским столом, он — за партой, под которой еле умещаются его ноги. Он задумчио мастерит из бумаги самолетик и, не глядя на Виолетту Львовну, говорит:

— Понимаете, в университете конкурс был втрое больше, не захотел рисковать. А в педвузе ценились мальчишки: там одна пара брюк приходилась на восемнадцать юбок. Я подумал: педагогика в данном случае — вывеска, главное, что я буду на физико-математическом факультете, а там хоть трава не расти…

— А теперь смотрите на меня и думаете: боже мой, неужели это и есть мое будущее?

— Куда мне до вас! — вздохнул Виталий. — Виолетта Львовна, я думаю, что вы необыкновенный человек! У вас — талант, мне бы дольку от него…