Доживем до понедельника. Ключ без права передачи

— Ну память у вас, — не меньше Пьера восхитилась Катя. — Не удостаивала, значит… И правильно делала, я ее понимаю: перед кем бисер-то метать?

Женя после этой фразы замолк, стушевался: ему показалось, что это выпад. Катя тоже затихла, но по другой причине: близилась какая-то наглая музыка, — видимо, по пляжу шли с магнитофоном. А затем и выкрики раздались:

— Кэт! Катюха! — Ее окликали еще издали.

Она посмотрела в окно — стоя так, чтобы не обнаружить себя. Затем плотно задернула занавеску. Затем обдумала что-то, кусая ноготь и твердея лицом. Затем сказала:

— Сидите и не возникайте. Если, конечно, не соскучились еще по костылям, по больницам… Сидите, в общем, как мышка. Это недолго.

И вышла.

Унизительность такого ожидания была еще подлее оттого, что о размерах и характере опасности Женя мог только гадать. Неведомо же, какие отношения у Кати с этими местными ребятами!

Магнитофон заглушал разговор агрессивно. Проклятье… Достаточно было Ксене пооткровенничать с одной балаболкой — и вот уже его увечье, сейчас-то не такое и броское, обязывает всех к состраданию! Девчонка одна выходит против шпаны, а он должен сидеть «как мышка»… Отвратительно! Не то чтобы его властно тянуло выступить, вмешаться, но…

Музыку вдруг вырубили, но разговор не сразу стал внятным. Потом послышалось:

— А ручонками-то зачем? Ручонками пихаться не надо, Кэт…

— Мы, главное, ничего плохого не думали…

— А вы ничего хорошего надумать не можете! — хлестала она их словами. — Откидач, ты уже забыл, как я тебя провожала отсюда? Сколько слез было и криков? А я ведь не надолго хотела проводить — на пятнадцать суток всего! Занимаюсь я, понятно? Не до вас мне! Забирай своих козлов, слышишь?

Чуть сдвинув занавеску, Женя разглядел: их четверо, и старший покачивается, его словно ветер клонит прилепиться к кому-нибудь — предпочтительно к Кате.

— Кэт, а с кем занимаешься? Познакомь, а? Мы только одним глазиком…

— Попробуй. Как раз на этот глазик и окривеешь! — Она подняла что-то с земли.

— Кэт, ну при чем камень тут? Сдурела, что ли?

— Откидач, я сама не хочу по-плохому. Сказано: не могу я сегодня. И все. Пишите письма.

— Не, братва, это не Катюха, это зараза какая-то… Грубиянка!

— Точно, плоховатая я сегодня. Привет!

Гости опять врубили свою музыку и стали удаляться с ней, причем один крикнул сквозь наглые синкопы:

— Учти, Кэт: одна такая «перо» в печень получила…

7

Когда она вернулась, он притворился, будто погружен в статьи Белинского.

— Наша культура, местная, — извиняющимся тоном сказала она. — Клиенты от слова «клей»!.. И самый липучий из них — стыдно сказать — мой одноклассник! Только вы не думайте, что это моя компания… Мы же не отвечаем за то, чем становятся наши одноклассники?

Женя отложил книгу:

— Вы все это лихо проделали, Катя, очень храбро, но… Вам не бывает все-таки страшновато здесь? Поздно вечером, ночью?

Она хмыкнула, сощурилась:

— А если бывает — что тогда? Охранять вам меня не надо, найдется кому охранять. Нет, пан философ, не бывает страшновато. — Зачем-то она полезла в ящик стола, на котором стояла ее музыкальная и звукоусилительная техника. — Скучновато иногда — это есть… Ну кого мне бояться?!

Она направила на Женю пистолет большого калибра. Вполне серьезный пистолет, грозно-тусклая сталь.

— Ого! Это что — положено «ночному матросу»?

— Так точно! К стене лицом! — скомандовала она отрывисто. — Живо! Руки за голову!

Женя охотно повиновался приказу и, носом касаясь стены, признал:

— Сдаюсь. Впечатляет, весьма.

— Во! А вы говорите: страшновато… Ну ладно, опустите ручки-то. Купила я вас: он сигнальный! Ну — ракетница такая… Хотите пальнуть? — предложила она, когда он вертел в руках этот пугач.

— В другой раз, Катя. Пойду я, поздно уже. Наверно, я показался вам «каменным гостем»?

Катя упростила вопрос:

— Нет, очень даже культурный гость… Гуд бай, Женя.

— Гуд найт, — улыбнулся он и, помедлив, позволил себе козырнуть своим английским:

— I wish you all the luck in the world!

— Чё-чё?

— Просто пожелал вам всяческой удачи…

— С инглишем у вас тоже неслабо? И классиков — наизусть. Господи, это с такой-то головкой — и в первый класс! Лучше бы мне ее одолжили! Позарез надо. На три недельки, напрокат. Я бы с ней по-быстрому поступила в иняз или еще куда-нибудь — и тут же вернула бы!

Женя ответил с непостижимой для нее серьезностью:

— Я обдумаю эту вашу идею, Катя. До свидания.

— Возьмите с собой греческих на дорожку, у меня дома запас.

Потом эти орехи, десятка три, довольно долго хранились у Жени нетронутыми, в виде каких-то сувениров: он всё вспоминал, как она их колола друг об дружку и что говорила при этом, чем и как поражала его.

8

В актерском доме многие окна еще светились, но вход-тамбур из двух дверей толстенного стекла оказался уже запертым на ночь. Женя подергал ее в тоске и страхе: будить дежурную, доказывать, что он отсюда, из такого-то номера, выслушивать нотацию о режиме — морока, стыд… Но дежурная поспешила открыть прежде, чем он обеспокоил ее.