Амулеты с нарисованными символами огня под потолком тревожно дрожали, звенели язычки колокольчиков, что Лан повесила здесь для защиты: «Я не дам тебе спалить казарму, как в прошлый раз». Нагиль тяжело дышал, и дым вырывался из его ноздрей и уголков сжатых губ тонкими сердитыми струями. Запахло гарью.
– Мне не следовало говорить этого, – понял свою ошибку Чунсок и вскочил в поисках кувшина с водой. Одежда на теле Нагиля мгновенно высохла, жар подступил к горлу, но внешняя сила, заключённая в крохотные амулеты и колокольчики с гранатами, удерживала его, точно в невидимой клетке.
Чунсок поставил перед капитаном кружку с водой, Нагиль нашёл и сунул под язык несколько сухих рисинок. Стало легче, жар схлынул; он сделал глоток и отодвинул кружку в сторону. Пальцы почернели, на ногтях проступила копоть, будто он разгребал костровый пепел руками.
– Надо было послушать мудан, – сказал Чунсок, и, несмотря на ровный тон, Нагиль услышал в его голосе извинение.
– Нет, ты всё сделал правильно. Я поговорю с Лан.
– А с юджон-ёнг? – хмуро спросил Чунсок. Нагиль окинул его тяжёлым взглядом. – Капитан, она не может оставаться здесь, если действительно несёт всем опасность!
– Ты предлагаешь оставить невинную женщину на откуп судьбе? Она не стала драконом и не обратилась безрогой змеёй, чтобы ты гнал её прочь.
Чунсок тихо выругался.
У него было множество причин не доверять юджон-ёнг. У него были все основания полагать, что добра их войску она не принесёт. У него была убеждённость в своей правоте такой силы, что каждый в войске дракона мог ему только позавидовать, и Нагиль уважал его за это.
Единственное, что отличало их друг от друга, капитана драконьего войска и его правую руку,
Нагиль называл пришедшую из Священного Города девушку
Потому что была слабой и беззащитной и постоянно боялась, что не сумеет вернуться домой.
Вот какой она была. Нуждающейся в его помощи, а вовсе не всесильной и могущественной, способной взрастить в себе дракона и выпустить его в чуждый ей мир.
Чунсок видел в ней зло. Нагиль – страх. И то, и другое могло быть правдой. Но Нагиль замечал также и кое-что ещё. То, как отчаяние в ней перекрывалось силой её личных убеждений, как она наступала на горло своим страхам, чтобы идти по пути совести, и как старалась сама себя защитить в мире, где любой мог убить её одним взмахом меча, одним точным ударом.
И Нагиль знал, чувствовал, что она не могла стать драконом и не могла обернуться имуги, пусть Лан верила в иное. Нет, не в иное, а в
– Мне придётся рассказать воинам, – выдохнул Нагиль. Чунсок снова выругался.
– Я могу сделать это, – сказал он. – Никто не станет винить вас в том, что вы говорили прежде – вы ведь не знали.
Его никто не станет винить, это правда. Все набросятся на госпожу.
Нагиль поднялся с места, упёрся руками в стол и навис над картой. Путь до Конджу теперь представлялся ему ещё длиннее и извилистее, чем раньше.
– Это не успокоит их страхи, ты знаешь. Я поговорю с ними сам.
Чунсок нехотя согласился. Нагиль ждал, что тот покинет казарму, но Чунсок не сдвинулся с места и продолжал буравить его макушку упрямым взглядом.
– Капитан, насчёт Хранителя…
– Я не стану брать кого-то из своих воинов, – отрезал на корню Нагиль. Его упёртый помощник на этот раз не сдался и продолжил, невзирая на сдерживаемый гнев капитана.
– Дракону нужен Хранитель,
– Чунсок, можешь быть свободен.
– Но капитан!.. – Нагиль поднял голову, и Чунсок осёкся на полуслове. Сглотнул, заметив в глазах командира вновь разгорающиеся языки пламени, поклонился и вышел из казармы, печатая шаг.
– Предупреди Вонбина, чтобы был внимателен с юджон-ёнг, – приказал Нагиль напоследок. – Внимателен, а не подозрителен, ясно?
–
Они нашли нужное место неподалёку от излучины Восточного Хана – Алмазные горы тут спускались к реке, разбивая поток воды на две неравные части, и шум стоял такой, что перекрывал звон от удара мечей.
– Я же говорил! – довольным голосом прокричал Рэвон, огибая торчащий прямо из земли кусок скалы, острый каменный угол, покрытый мхом и первыми весенними цветами, похожими на созвездия из ярких белых звёздочек с тремя лепестками.