Драконье лето

– Вы правы, – чуть удивленно ответил я. – Но я счастлив.

– Никто не помешает тебе быть счастливым. Но ты и сам хочешь, чтобы никто не повторил твоего пути.

Вельер помедлил и добавил:

– И моего.

– И поэтому – война? Чтобы драконы снова вили гнезда, создавали семьи, строили замки?

– И поэтому тоже. Ты боишься высокой воды, я знаю, – Вельер поддел носком камешек, – но она не успеет забурлить. Кроме того, у нас будет книга.

– Вы о книге думали, когда жгли деревни?

– Не будь ребенком, – устало проронил Вельер. – Сядь.

Мы молчали, слушая волны. Вельер, наверное, собирался с силами, а я чувствовал себя беспомощнее, чем когда-либо. Мы были слишком похожи; мы и думали почти одинаково. Как переубедить того, кто говорит то же, что и ты, только иными словами?

И выводы делает иные…

Будто я поднимался по лестнице, которую выложил сам. Иногда медленно, опираясь на каждую ступень, иногда перескакивая через пролеты. И вдруг натолкнулся на стену. Настоящую, твердую, высокую и крепкую – но, как и ступени, эта стена – тоже я. Ее не разрушить и не обойти, но мне нужно подняться наверх. Нужно.

Что с вами делать, Вельер?

– Жаль, что ты так и не успел прогуляться по поселку, – задумчиво сказал он. – Не Вельер в его лучшие годы, конечно, но Вельер в миниатюре. Фермы, гильдии, мастерские, ярмарка в базарный день. Если бы ты поговорил с людьми, ты бы понял…

– Не нужно, – я покачал головой. – Я знаю, что они любят вас.

– И это не имеет для тебя значения? – мягко спросил Вельер. – Что в меня верят и драконы, и простые люди?

Я вспомнил имя. Одно-единственное.

– Аркади. Она от вас отвернулась.

Вельер не пошевелился. Лишь быстро-быстро забилась жилка на шее.

– Дален спалил одного из моих людей заживо, – отрывисто сказал он. – Знаешь, что это такое?

– Сам пробовал, – прошептал я. – Не знаю, насмерть ли.

– Ах, вот даже как… Но близкие у тебя в огне не горели.

– Правда? Как погибли мои родители?

Вельер осекся.

– Не скажу, – глухо сказал он. – Никогда. Не спрашивай.

– Я не спрашиваю, – я сам не заметил, как взвился мой голос, – я требую.

– У тебя нет права требовать! – Его голос поднялся тоже. – Что ты потерял, мальчишка, который рос в тепле и неге? Родителей? Они совершили в разы больше тебя и ждут того же от сына! У тебя свой путь? Иди и принеси нам книгу, а не отвлекайся на мелочи!

– Няня Лин – мелочь? – очень тихо спросил я. – И Аркади де Вельер?

– Помолчи, – прежним, сухим тоном бросил он. – Да, мелочи. И моя изрубленная жизнь, и их… воспоминания. Аркади допрашивала Далена по моему приказу, и, пепел его побери, он должен сказать спасибо, что ему не накинули на голову мешок и не подожгли во дворе. Я не желал смотреть ему в глаза; я до сих пор не знаю его в лицо.

– А вы похожи… – негромко заметил я.

– Молчи. Я не буду обсуждать предателей. Ни Марека, ни Аркади, ни себя. Виноват я один – ты это хочешь сказать? Да, это так. Что дальше? Поднимем кверху лапы или вспомним, что мы одно?

– Вспомним, что мы одно, – устало повторил я. – Но с вами во главе мы совершим те же ошибки.

– Нет, – Вельер странно улыбнулся. – У счастливых все хорошо, Квентин, – а те, кто не осознал своих ошибок, счастливы. Несчастливые люди двигают историю.

– У отца и мамы все было прекрасно.

Он усмехнулся.

– Ты в этом так уверен?

– И вызову любого, кто будет утверждать обратное.

Вельер с заминкой кивнул.

– Ты прав. Это больно – все еще и очень больно, когда думаешь о друзьях, о родных – тех, что были счастливы, – и понимаешь, что мог бы прожить так сам. Если бы не та судорога в море… если бы не ночь, когда я решил, что мне дозволено все… если бы я не отправил лучшую ученицу в подвал к убийце. И все это – на фоне бунтов и волнений: тогда их еще можно было потушить, но мы не справились, не успели…

Он оперся на колонну, скрестил руки. Солнце било по рассохшейся дороге, согревая старые доски и каменные плиты, но Вельер один стоял в темноте, на узком клинышке тени.

– Труднее и дольше всего ищешь то, что у тебя когда-то было, – наконец произнес он. – Понимание. Суть. Ты знаешь, что зеркальные плоскости, которым тебя учили, начинались с этого? Не отражение своего огня, не тщеславное зеркало, а проекция твоего ближнего, друга, брата?

– Как? – вырвалось у меня.

– Тот же механизм, – Вельер поднял руки, небрежно прочертил в воздухе огненный треугольник. – Не смотри на меня; я давным-давно забыл, чему меня учили. Через зеркальную плоскость мы черпали силы друг у друга и многократно отражались в зеркалах сами. По преданию, когда четыре дракона спасали Сорлинн от стихии, они видели в отражениях всех своих предков… до основания, – его голос упал до шепота. – Такая сила, такие глубины… а маги разменивают их на фейерверки.

Перед моими глазами встали лица мамы и отца, вытканные в пламени. Почерпнуть у них сил, поделиться собой, узнать, о чем они думали, как завершили свой путь; увидеть в зеркалах Эрика Риста и Вельера и понять их еще лучше… Мы станем ближе друг другу, сохраним свой огонь и зажжем его для тех, кто встанет с нами; высокая вода будет нам нипочем. А маги… маги не устоят тоже.