Драмы больше нет

Ромка стянул с моих плеч блузку, залез рукой под подол юбки, и накрыл мой рот своими губами. Я выбрала секунду, чтобы сделать глубокий вдох, закрыла глаза и сделала несколько шагов назад, к кровати. Черт с ним, что там внизу сидит маленькая армия из юристов, подождут. Даю им десять минут, чтобы придумать решение проблемы и поразить этим придирчивого клиента.

Бряцанье пряжки ремня на джинсах Федотова было оглушительным и безумно провокационным. А следом мои трусики, полетевшие на пол, наше общее нетерпеливое дыхание, негромкие стоны и скрип матраса под нами. Я притягивала Ромку к себе, мы смотрели друг другу в глаза, и двигались в унисон. Я приподнималась, чтобы поцеловать его губы, закрывала, но тут же открывала глаза. Всё тело свело от напряжения, хотелось разрядки, яркой, дикой. И она была где-то рядом, я кусала нижнюю губу, цеплялась за его плечи, шею, прижималась лбом к его плечу, а Федотов горячо дышал и напирал на меня всё сильнее, агрессивнее, сжимал рукой мои волосы, тянул их назад, а когда я откидывала голову, целовал меня в шею или подбородок. А потом он задвигался ещё быстрее, закрыл мне рот поцелуем, таким крепким, что наши зубы царапнули друг друга, зато это заглушило общий стон, и мы оба наконец расслабились.

Я лежала с закрытыми глазами, переводя сбившееся дыхание и чувствуя, как тело пульсирует после оргазма, как удовольствие расползается по каждой клеточке. Ромка лег рядом, а я, когда смогла, повернула голову и взглянула на часы. Прошло четыре минуты. Что ж, гостей долгим отсутствием мы точно не смутим.

Федотов рядом со мной глухо хмыкнул.

– Круто.

– Ага, – лениво отозвалась я.

Он ещё разок удовлетворенно вздохнул, с кровати поднялся, подтянул штаны и снова загремел пряжкой ремня. А сам меня разглядывал.

– Насть, что случилось?

– Мы тоже такие испорченные, Ром? – задала я вопрос, который с утра крутился у меня в голове. – Мы же тоже врали, лицемерили, улыбались в глаза, а сами…

Федотов продолжал стоять у подножия кровати, уперев руки в бока и на меня смотрел. Брови сдвинул.

– Ты можешь толком объяснить?

Я аккуратно села, одернула подол юбки.

– Альбина хочет обсудить с тобой раздел имущества, – сообщила я ему. Голову подняла и взглянула Федотову в глаза. – И если ты не пойдёшь на её условия, то она пойдет в студию Стаса Грушева. И тогда её будет не остановить.

– Ах, вот в чем дело!.. – Ромка хищно усмехнулся. – И ты из-за этого расстроилась?

Я покачала головой.

– Нет. Я расстроилась из-за того, что всё так мерзко.

– Думаю, что тоже расстрою тебя, солнышко. Но мерзость ещё даже не начала выбираться наружу. Всё веселье ещё впереди.

Я с кровати поднялась, направилась в ванную комнату, взялась за ручку, но помедлила. На Федотова обернулась.

– А ты можешь сделать так, чтобы этого избежать?

Он смотрел на меня с печалью. По всей видимости, не знал, как мне пообещать сделать то, чего не сможет. Но всё-таки проговорил:

– Я попробую.

Не знаю, когда закончится ажиотаж и наслаждение случившимся в нашей семье скандалом, но каждый вечер на каком-нибудь канале обсуждали, смаковали подробности и выносили суждения по поводу наших обнародованных тайн. Надо сказать, что Петя не отсиживался в стороне, он ходил по всяческим передачам и ток-шоу, рассказывал о проведенном расследовании, делился новыми деталями и открывал новые тайны. Тайны были уже не такими впечатляющими и шокирующими, но разбирали их с самозабвением. В интернете тоже шли обсуждения личной жизни и Родиона, и Альбины, и моей, соответственно. Я не читала специально, Ромка отсоветовал, а вот Альбина, кажется, старалась отследить каждый негативный комментарий в свой адрес, и очень остро на них реагировала. А которые задевали её сильнее всего, пересылала зачем-то мне, видимо, по-прежнему считала меня виновницей всех своих бед. Особенно её выводило из себя, когда её ругали и обвиняли, а Федотова как бы оправдывали.

– Только не вздумай им отвечать, – просила я сестру тайком от Ромки, потому что он строго-настрого запретил мне общаться с его женой. Но как я могла не ответить сестре? Да и виновата я тоже была, и мой моральный облик разбирали и хаяли на каждом углу, вот только по моей карьере и дальнейшей жизни это не било так сильно. Я почти неделю из Палашкино не выезжала, и перезванивалась только с мамой. А Альбина, как я считала, делала себе только хуже тем, что пыталась притворяться невинно обвиненной, да ещё обманутой и брошенной женщиной. Посещала одно мероприятие за другим, заявив, что не станет больше ни от кого прятаться, и рассказывала всем подряд о своей незавидной роли брошенной жены. В общем, как могла, порочила Федотова. И меня заодно.

Я же всё это время пребывала будто в вакууме и эмоциональной прострации. Прятаться в деревне от проблем, не включать телевизор, не отвечать на звонки, было проще всего. Я говорила себе, что пережидаю, но чего именно жажду получить в итоге – так и не решила. Федотова? Так он, вроде как, рядом. Каждый день. Отмытую репутацию? Вряд ли это осуществимо. Нормализовать отношения с семьей отца? Не уверена, что этого хочу.