Дрессировщики

— Кирка! Нет, Кирка, ты пойми! — волновался Сеня. — Вся школа только об Иванове сегодня и говорит, и никто не знает, что сам сын такого человека вместе с нами учится! А он ходит себе и молчит!

— Ничего удивительного! — гудел редактор. — Обыкновенная скромность. Лёша! Напиши нам статью о своём отце! Как он учился, как работал и как его избрали кандидатом. Напишешь, а?

— Ладно. Только времени маловато.

— Ты хоть как попало напиши. Кирка потом сам отредактирует. Эх! Сфотографировать его нельзя! Лёш!.. У вас классной руководительницей Анна Фёдоровна? Как она теперь гордиться должна, что ты в её классе, правда?

Они засыпали Лёшу вопросами, Сеня ахал и охал и приходил в отчаяние от того, что Иванова нельзя сфотографировать. Кира вслух мечтал о материалах, которые они поместят в стенгазете.

Наконец председатель объявил, что торжественная часть вечера окончена.

Зал снова наполнился гулом многочисленных голосов, шарканьем ног, шумом отодвигаемых скамеек и стульев.

Кира обратился к Лёше:

— Ты, значит, пришёл сюда на отца посмотреть? Как его школьные товарищи встретят?

— Н-ну, вообще пришёл, и всё!

— Чудак! — сказал Сеня. — Чего же ты прячешься? Сказал бы, что ты сын Иванова, тебя бы в один момент пропустили! — Сеня на секунду умолк, словно озарённый какой-то идеей, потом вцепился в Лёшин локоть и, пристально глядя на него, сказал: — Лёш! Можешь ты сделать нам большое одолжение?

— Какое?

— Давайте вылезем все вместе, ты нас познакомишь со своим отцом, я его сфотографирую, а Кирка обо всём расспросит. Согласен? Лёш!

Лёша помолчал в раздумье.

— Лёша! Ну Лёша! — тихо взмолился Сеня. — Лёша, сделаешь, а? Ведь если мы сами вылезем, нам попасть может, а с тобой ничего не будет. Лёша, знаешь, как я хорошо снимаю! Я тебе сколько хочешь карточек сделаю. Лёша, мы тебе так благодарны будем, просто не знаю! Лёша, а?..

Наверно, ещё с минуту Лёша молчал.

— Лёша! А это ведь идея! Устроишь, а? — сказал Кира.

— Ладно уж, устрою. — Он поднялся на четвереньки. — Вот такой уж я человек! Чего бы меня ни попросили, всё сделаю. Пошли!

Он пополз в темноту, туда, где находился люк, ведущий за кулисы. Оба «журналиста» с колотящимися от волнения сердцами последовали за ним.

Скоро все трое выбрались на поверхность и, остановившись за кулисами, принялись очищать пыль с костюмов, вытряхивать из волос застрявшие там соринки.

— Лёша, — тихо сказал Сеня, — у тебя какие-то цифры на лице.

— Где цифры?

— Вот здесь. Чернильные. Здесь вот — а квадрат и знак плюса, а здесь — скобка, знак равенства, а квадрат минус два а бе квадрат. И ещё есть… Только их не разобрать.

Лёша посмотрел на левую ладонь:

— Это я на руке формулы записал. Лицо потное, вот они и отпечатались.

Он вынул платок и тщательно протёр те части лица, на которых среди веснушек синели чернильные цифры.

— Пошли! — сказал он. — Вы, главное, от меня не отходите и ничего не бойтесь.

Сеня отвернул полотнище кулисы и выглянул на сцену.

— Ой! Там Анна Фёдоровна с твоим отцом разговаривает.

Кира и Лёша тоже выглянули из-за кулисы. Недалеко от них медленно прохаживались рядом маленькая, сухонькая учительница и высокий, широкоплечий Иванов.

Заложив руки за спину, слегка покачивая при каждом слове головой, Анна Фёдоровна говорила негромко, но, как всегда, отчётливо и немного отрывисто:

— Рада! Очень рада за тебя, голубчик! Горжусь. Большая честь. Большая честь и большая ответственность. Большие обязанности.

— Слышите? Слышите, как она?.. — прошептал Сеня.

— Н-да! — Учительница помолчала. — Только, дорогой мой, при всех твоих больших обязанностях не следует забывать и другие, не менее важные. Не следует.

— Именно, Анна Фёдоровна? — спросил Иванов своим мягким баском.

— Отойдём в сторону, голубчик! Не хотелось бы затевать сегодня неприятные разговоры, да уж что поделаешь! Ты ведь в школе бываешь раз в три года.

Учительница и инженер остановились в углу сцены, в каком-нибудь метре от ребят.

— Что-нибудь относительно Лёшки, Анна Фёдоровна? — с некоторой тревогой заметил Иванов.

— Именно, дорогой мой! По поводу твоего сына.

Кира и Сеня молча покосились на Лёшу, тот покосился на «журналистов» и тут же отвёл глаза. Уши его покраснели.

— Я слушаю, Анна Фёдоровна!..

— Так вот, дорогой мой, недовольна я твоим сыном. Да, да, недовольна! И тобой недовольна. Позволь уж мне прямо это сказать. Что это такое, голубчик? В пятом классе всё было как будто благополучно, а в шестом после летних каникул ну до того твой Алексей разболтался, просто никакого сладу с ним нет. Начал отставать. Вместо того чтобы подтянуться, выезжает на шпаргалках, обманывает педагогов, своих товарищей. Только вчера пришлось ему третью двойку поставить. Куда это годится?

— Я… я не знал этого, Анна Фёдоровна, — пробормотал Лёшин отец.