Добравшись до нужной решётки, я долго смотрел через неё на мальчишек. Они уже не разговаривали, а переминались с ноги на ногу, тоскливо поглядывая в конец коридора. Рыжий Анатолий присел на корточки у стены, вынул из кармана карандаш и принялся грызть его, отдирая зубами мелкие щепочки.
Долговязый «исследователь» вентиляционных каналов проговорил:
— Да не придёт он. Уже, наверно, из школы ушёл.
Рыжий даже не взглянул на него:
— Да, «не придёт»! Не знаешь, так молчи уж!
— А что?
«Исследователи» сели рядом с Анатолием.
— А то! Ты в четвёртом?
— В четвёртом.
— Он у вас не преподаёт ещё. Вот перейдёшь в пятый, тогда узнаешь!
Рыжий некоторое время трудился над своим карандашом, потом вдруг повернулся к «исследователю»:
— Знаешь, какое самое первое правило для хорошего педагога? Никогда с детьми не трепись зря. Сказал — и делай. А Николай Николаевич знаешь какой педагог? О нём в «Пионерке» писали.
— Знаю. Только строгий очень, — вздохнул толстый.
— Не будешь с нами строгим, так мы всю школу разнесём.
Рыжий снова принялся за карандаш. Я лежал в своей норе, таращил на них глаза и глотал от волнения слюну. Лишь минуты через две я собрался с духом и прошептал:
— Мальчики!
Они не услышали. Толстый опять заговорил:
— А кто это молодой такой? С ним был.
Анатолий вынул из карандаша графит и стал писать им у себя на ладони.
— Ерунда. Практикант.
Мне стало душно. От пыли свербило в носу. Хотелось чихнуть.
— Мальчики! Ребята! — шепнул я уже погромче.
Все трое дёрнули головами, разом поднялись и уставились на меня. Толстый мальчишка тихонько хохотнул:
— Во! Ещё один!
Анатолий швырнул в решётку мусор, оставшийся от карандаша:
— Тебе здорово всыпят! Их уже поймали.
— Ребята!.. Мальчики!.. Я не то… Я говорю, я не тот, кто вы думаете. Одним словом, я к вам по поручению… Ну, от Николая Николаевича… Вернее, не от Николая Николаевича, а… тьфу, чёрт!
— Чего ты там бормочешь? — спросил толстый.
— Я говорю… Видите ли, какая штука… Николай Николаевич… Ну просто к вам обращается. Он вопрос о вас всё равно поставит… Тут маленькая неприятность вышла… Одним словом, нас заперли… Дворник запер. И вот мы… нечаянно, конечно, запер…
Рыжий вдруг перестал скалить зубы.
— Вы кто? Практикант? — догадался он.
— Ну конечно, практикант! — обрадовался я и стал говорить более внятно. — По некоторым причинам, ребята, мы с Николаем Николаевичем оказались запертыми в этой штуке. И вот Николай Николаевич обращается к вам с просьбой выручить нас, но так, чтобы никто не знал.
Все мальчишки просияли, как будто я предложил им ехать на Северный полюс.
— Где заперли? Ту дверку? — спросил тощий мальчишка.
— Ну да. Внизу.
Толстый от восторга ударил приятеля по спине:
— Вот это Николай Николаевич!
Анатолий тянул их обоих за рукава:
— Пошли! Пошли!
— Сейчас выручим, — сказал толстый.
Вся тройка собралась было умчаться, но я остановил их:
— Только, ребята, Николай Николаевич просил дать честное пионерское, что вы никому ни слова.
Анатолий кивнул головой:
— Конечно! А как же!
Выбравшись из канала и спустившись к учителю, я услышал возню за дверцей и возбуждённый шёпот:
— Ты гвоздём! Гвоздём его надо!..
Через полчаса Николай Николаевич сидел за партой в пустом классе. Возле него стояли трое мальчишек и смотрели на него во все глаза. Разговор о трудовой дисциплине, о том, как дорог каждый час учёбы, был закончен.
— Нет, голубчик. Я думаю, что твоё предположение неверно, — говорил Николай Николаевич, укладывая пенсне в футляр. — Теоретически, может быть, и возможно, что такая система вентиляции способствует поддержанию более или менее одинаковой температуры во всех помещениях, но практически… Ведь ты, наверно, обратил внимание, что…
Толстый мальчишка перебил его:
— Николай Николаевич, а зачем вы туда полезли?
Николай Николаевич посмотрел на него, потом улыбнулся:
— Знаешь, в старину говорили: лукавый попутал…
— Гы-ы! — хором сказали мальчишки и вполне удовлетворились его ответом.
Под сценой
— Пчхи! — послышалось в темноте.
— Тише! Услышат! — сердито зашипел Кира.
— Пы… пыль… прям… прямо не могу!.. — сдавленным шёпотом ответил Сеня и снова чихнул в ладонь.
Под школьной сценой было темно и очень пыльно. Ребята ползли во мраке по толстому слою мусора. Ладони их то и дело нащупывали какие-то щепочки, неизвестно как попавшие сюда бумажки и тряпки. Помост над ними гудел и дрожал, потому что старшеклассники наверху составляли столы для президиума. На обоих приятелей всё время сыпались какие-то соринки, за головы их цеплялись клочки паутины.
Усталые, вспотевшие, они добрались до передней стенки просцениума и легли перед ней животом прямо на мусор.
— Здорово, а? — прошептал Кира. — Для настоящего журналиста главное — энергия и находчивость!
— Ага, — также шёпотом ответил Сеня. — Лишь бы только нас к Ивану Лукичу не отволокли за нашу находчивость.