Древний знак

— В твоем стойбище. Установи запасной чум, коль скоро мою палатку занял сын с невестой. И заколи двухлетнего оленя на ужин.

— Заколю, — односложно ответил Брат оленя и повернулся в сторону моря, откуда опять доносились выстрелы. — Кто же стреляет?

— Разве не твои люди? — не без удивления спросил Ялмар. — Пойдем на берег, тут что-то неладное...

— Пойдем, — согласился Томас Берг. Приподнял видавшую виды морскую фуражку, как равному, осанисто поклонился Брату оленя. — Я понимаю, ты остаешься в стаде. До вечера.

На морском берегу все четверо оказались в ту минуту, когда катер морского охотничьего надзора пытался перехватить вельботы браконьеров.

— Что они натворили! — воскликнул Томас Берг, хотел еще что-то сказать, но замер, потрясенно наблюдая, как падает инспектор надзора, сраженный пулей браконьера.

Мария задавила в себе крик, приложив руку к обнаженной шее. Застонал и Гонзаг, лицо его нервически передернулось.

— Бог ты мой, что происходит, — приговаривал он, зачем-то вытаскивая пистолет. — Вот, вот оно... пожинаем плоды безвластия. Не-е-ет, нужна рука! Нужна железная рука!

Ялмар мгновение почему-то с ненавистью смотрел на Гонзага, потом сломя голову бросился вниз по крутому спуску туда, где приставали вельботы и катер морского надзора.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ПОЧЕМУ МЕРТВЫЕ ХВАТАЮТ ЖИВЫХ?

Когда Брат оленя остался один в стаде, лицо его потускнело, плечи опустились. Присев на камень, раскурил трубку. Теперь он был уже далеко не так уверен в себе, как только что хотел показать Гонзагу. Кто знает, какой будет встреча этого человека с Сестрой горностая. Конечно же, о сыне Гонзаг ей напомнит, в самое сердце тоской как ножом ударит.

Все горестнее становились думы Брата оленя. Сейчас он еще яснее понимал, насколько трудно живется его жене на острове. Возможно, что она и ненавидит дом Гонзага. Однако это был все-таки большой, богатый дом. Разве сравнить с чумом? Правда, Брат оленя сделал все, чтобы чум напоминал дом: осветил его электричеством, которое получал от небольшого передвижного ветряка, купил цветной телевизор. Была у Брата оленя и баня — специально оборудованная палатка с двойными стенами, которая жарко нагревалась чугунной печкой. Однако чум есть чум. К тому же его часто разбирали и снова собирали при перекочевках. Брат оленя старался оберегать жену от хлопот кочевого быта, и это порождало насмешки над нею. Мучилась Сестра горностая. Все чаще раскрывала она большой чемодан и часами перебирала свои прежние одежды, примеряла их, любуясь собою перед зеркалом. Случалось, что она красила губы, ресницы, потом нервно стирала краску, небрежно бросала в чемодан наряды. Сестра горностая часто рассматривала фотографии сына. Леон был сфотографирован и совсем еще крошечным, и уже юношей. Брат оленя принимал из рук жены фотографии и думал: «Когда-нибудь сын покличет ее, и она уйдет от меня».

И вот сейчас эта мысль особенно донимала Брата оленя. Прервал его невеселые думы Брат медведя. Подошел он как-то незаметно с живым зайчишкой в руках. Дрожал зайчишка, и Брат оленя, заметив это, сказал откровенно:

— Вот так и моя душа дрожит...

По своей деликатности Брат медведя сделал вид, что не придает никакого значения этим словам, выпустил зайчишку, пришлепнул в ладоши, пугая зверька:

— Беги, беги! Тетку повстречаешь — накормит тебя.

Брат оленя пронаблюдал за скачками зайчишки и, когда тот скрылся, повернулся к пастуху.

— Иди в стойбище, заколи двухлетнего оленя, и пусть твоя жена наварит мяса гостям. Если гости достанут флягу с бешеной водой... — Не договорив, Брат оленя широко развел руками, не зная, что и советовать. — Если они все же достанут флягу...

— Я тогда попрошу жену зашить мне рот оленьими жилами, — мрачно пошутил Брат медведя. — Обыкновенные нитки, пожалуй, не выдержат.

— Лучше, конечно, оленьими жилами, — с серьезным видом сказал Брат оленя и вдруг рассмеялся.

Но представилась ему Сестра горностая, обезображенная злым духом Оборотнем, и снова он сник: не придется ли ему сегодня завыть волком?

Ковыляя по-медвежьи, Брат медведя ушел в стойбище, на ходу выборматывая:

— Пусть росомаха приснится мне вместо женщины, если я приму хоть глоток этой пакости. Пусть черт из яйца куропатки перед моими глазами вылупится и сделает меня заикой. Пусть бешеная вода в обыкновенную воду во рту моем превратится...

И поймав себя на том, что он все-таки мечтает хотя бы капельку отведать бешеной воды, Брат медведя рявкнул от досады по-медвежьи, в сердцах пнул кочку и так зашиб ногу, что и еще раз рявкнул, но только теперь это было больше похоже на стон.

А Брат оленя долго провожал приятеля грустным взглядом, стараясь не думать о том, что сегодня боится за него.

Собрав в кольца аркан, Брат оленя хотел было встать, чтобы побродить по стаду, выбрать тех оленей, которых обязательно следует завтра показать хозяину, как вдруг он почувствовал, что к нему кто-то осторожно притронулся сзади. Брат оленя оглянулся и увидел Белого олененка. Немного отбежав, Белый олененок повернулся к человеку и долго смотрел на него.