Древний знак

Гонзаг куда-то исчез, и в мантию жреца облачился тот, кого он назвал своим другом. А на похоронном ложе возник кто-то другой — лежит во фраке и белых перчатках. Но странно: на белом то исчезают, то снова появляются красные пятна крови. Человек во фраке время от времени трет рука об руку, желая избавиться от красных пятен крови на белых перчатках, но тщетно. Жрец в образе Бритоголового снимает с человека, лежащего на похоронном ложе, перчатки в пятнах крови, ищет кого-то глазами. И вот, кажется, нашел. И удивился Волшебный олень, увидев чуть вдали от костра Ялмара Берга. Медленно протягивает Бритоголовый перчатки Ялмару и спрашивает: «Не могли бы вы их отстирать?» Ялмар глаза рукою закрыл и с отвращением отвернулся.

А у жертвенного костра за спиной Сестры горностая и Марии, словно возникнув из дыма, смутным видением появилась черноволосая женщина в кимоно. Приподнялся господин во фраке, лежащий на похоронном ложе, и закричал, обращаясь к женщине в кимоно: «Нет, нет, нет! Я тебя сжег! Ты уже была на закланье».

Женщина в кимоно осторожно раздвинула рядом стоящих Сестру горностая и Марию, встала перед ними и тихо сказала: «Господин президент, одним росчерком пера на страшной директиве вы сожгли меня и сотни тысяч моих соотечественников. Затем тот огонь через десять лет сжег мою дочь. Внучка моя пока что жива, но и она скоро сгорит. И уже сгорает правнук мой, не успев родиться». Женщина в кимоно указала на Бритоголового в мантии жреца, который все еще держал в руках перчатки с пятнами крови, и так же тихо продолжила: «Он ищет кого-нибудь, кто мог бы отстирать ваши перчатки. Да пусть будет проклят тот, кто за это возьмется!»

И вскочил с похоронного ложа господин во фраке, указал на женщину в кимоно и закричал, обращаясь к жрецу: «Подойди к ней и коснись пальцем ее лба! Пусть она еще раз сгорит!»

И снова захрапел Волшебный олень, мучаясь от неизреченности. Он должен, должен высказать человеческим голосом предостережение. Как ему хочется задать страшный вопрос: «Ну почему, почему мертвые хватают живых? Вон тот, который лежит на похоронном ложе, он мертв, однако требует жертву. Почему?!»

Уже пошли вторые сутки, как прибыл на остров Ялмар, а Брат оленя так все еще и не поговорил с ним о самом главном. Надо бы послушать, какие вести принес он. В прошлый раз Ялмар много размышлял о злой силе второго огня, именуемого атомным. Первый огонь издревле известен всем: его нынче добывают спичкой, раньше добывали ударом кресала о кремень. Были и другие способы. Но вот теперь, по словам Ялмара, появилось новое невиданное кресало, появился новый невиданный кремень — порождение ума человеческого. Вспышку именно такого огня и ждет колдун, вглядываясь вдаль с вершин холмов и гор. Нет, он не заклинает тот огонь, не укрощает, он как бы выкликает его, как злого духа. Странный человек. Он упорно навязывает ему, Брату оленя, свой поединок. Что ж, придется принимать вызов. Но не это сейчас занимает Брата оленя. Он хотел бы спросить у Ялмара: существует ли заклинатель второго огня? Возможно, Ялмар и хотел бы, судя по его размышлениям, стать одним из таких заклинателей. Что ж, если это именно так, то пусть ему сопутствует солнечное начало...

Брат оленя поднялся с камня, на котором сидел. Поднялся на ноги и Белый олененок. Со стороны стойбища донесся запах костра. И заметался Белый олененок, тревожно хоркая.

— Ну, ну, успокойся, — промолвил Брат оленя с какой-то болезненной нежностью в голосе. — На тебя не накинет аркан Лицедей, и не уведет он тебя на закланье к жертвенному костру. У тебя есть Хравитель. В чем-то, наверно, это и я...

Поединок в мастерской Оскара Энгена

То было год назад. Ялмар шел с Френком Стайроном в редакцию одной из столичных газет. И вдруг у дома Энгена ему в голову пришла озорная мысль познакомить Оскара с человеком, которого уже твердо считал своим недругом. «Пусть схватятся, — подумал он, — пусть искры посыплются, это, возможно, хоть на какое-то время выведет Оскара из сплина».

У парадной двери Ялмар встретился с отцом Оскара — Юном Энгеном. Ялмар дружил с этим стариком — знаменитым в столице строителем-каменщиком, любил поразмышлять с ним о «мировых проблемах». Это был волшебник в своем древнем как мир ремесле. Он чаще всего возводил заново и реставрировал дворцы и храмы. Ялмар как-то опубликовал о нем очерк, и старик был ему безмерно благодарен, и не столько за себя, сколько за то, что он нашел такие искренние и уважительные слова о его ремесле.

Крупный, с могучей статью, Юн Энген говорил, что и сам он от ног до головы весь из кирпичной кладки, как его храмы, а внутри у него не сердце, а колокол. Юн Энген был неистощим на крепкое словцо, и часто, когда он размышлял о политике, многим сильным мира сего порядком от него доставалось.

Столкнувшись в дверях с Ялмаром, старик показал вверх, имея в виду второй этаж, где находилась квартира и мастерская Оскара.