Древний знак

— Ну, что ты мне хочешь сказать? — тихо спросил Брат оленя и поманил Белого олененка рукою. — Иди, иди сюда, поближе.

И странное дело: Белый олененок вплотную приблизился к человеку.

— Ну как ты думаешь, что будет сегодня с Сестрой горностая, что будет со мной?..

Белый олененок прилег, прижимаясь к ноге своего покровителя. Брат оленя замер от изумления: ведь как бы там ни было, а оленята, несмотря на свое любопытство, никогда еще не подходили к нему так близко, всегда были настороже, готовые убежать в любое мгновение. А этот безбоязненно подошел, улегся у самых ног. Брат оленя осторожно прикоснулся рукой к голове Белого олененка, ощупал стрелочки рогов, которые пробились уже на вторую неделю после его рождения, почесал малыша за ухом. Белый олененок вздохнул удовлетворенно, улегся поудобнее, стараясь чувствовать своим телом ногу человека.

— Послушай мои слова, не простые слова, пожалуй, это будут речения, — сказал Брат оленя, нащупывая висящую на поясе трубку. — Летал, летал Ворон где-то там, на Большой земле, и вот, на горе мое, и сюда залетел, и я чувствую, как он каркает надо мной. Растерялся я, в душе моей непокой, и все из-за нее, из-за женщины, которую зовут Сестрой горностая. Что бы я ни делал, ловлю ли арканом оленя, разжигаю костер или нарту чиню... все время чувствую, что на меня смотрит Сестра горностая. И хочется мне, чтобы все получилось красиво и ловко у меня именно потому, что глаза Сестры горностая всюду за мной наблюдают. Ее нет, и все-таки она есть, пусть невидимая для других, стоит за спиной, или впереди, или слева, а вот и справа. И мне хорошо, что я чувствую всюду ее глаза. И хочется мне всегда быть ловким и сильным, молодым, а если возможно и насколько возможно, красивым. Лик ее то там, то здесь словно во сне проплывает. Она улыбается, и я улыбаюсь. И люди никак не могут понять, кому же я улыбаюсь. Прежде всего вижу губы ее и белые-белые зубы. Впрочем, нет, прежде всего вижу глаза, часто смеются они, но бывают и грустными, тоскливыми, даже в слезах. И тогда я забываю все на свете и бегу к ней. Вот глаза ее слева, нет, справа, впереди, но нет, кажется, позади. И тогда я поворачиваюсь и бегу в противоположную сторону. Мысленно бегу, потому что вижу глаза ее тоже мысленно. Вот так я ее люблю. Да нет, не так. То, что я рассказал, это лишь одна снежинка по сравнению с теми снегами, которые бывают зимою на этой земле...

Брат оленя протягивает руку и широким жестом обводит вокруг и потом долго молчит: непросто, очень непросто настраивать себя на речения.

— Или я вот вижу зарю. Ну, заря как заря, а возможно, не только заря, но и душа Сестры горностая. Никто никогда не видел души, а я вот увидел, потому что это душа Сестры горностая.

Брат оленя умолк, прислушиваясь к себе. Он должен был высказать все это если не олененку, то куропатке, а не нашлось бы живого существа, он высказал бы свои речения камню.

Любил внимать подобным речениям Ялмар, случалось, что он записывал каждое слово его. Еще с детства Ялмар пытался понять, что на душе у него, у Брата оленя, признавался, что хотел бы посмотреть на звезды его глазами, услышать в криках птиц то, что слышит он; хотел бы постигнуть, каким образом его друг заклинает бурю, угадывает далекий ход ветров, неотвратимость нашествия туманов, коварство оттепелей, после которых неизбежен губительный для оленей гололед; хотел бы постигнуть, как удается понять ему тайное движение льдов в бескрайних пространствах студеного моря, а вместе с этим движение морского зверя, которого так нетерпеливо и упорно ждут охотники. Да, удивительный это человек — давний его друг.

Когда Ялмар впервые увидел Белого олененка и вник в догадку Брата оленя, то даже засветился весь. Так засветился, будто и ему тоже удалось на какое-то мгновение заглянуть в солнечный зрак, стать средоточием боли, когда на миг сгораешь в солнечном огне, чтобы постигнуть истину. С Волшебным оленем он что-то связывал в думах своих о жизни, о событиях, которые происходили где-то далеко-далеко от этого острова.

Ялмар искал встречи с Братом оленя: для него было немыслимым побывать на острове и не поразмышлять о жизни с человеком, мудрость и дружбу которого он так высоко ценил. Он шел через стадо, вслушиваясь в возгласы вездесущих пастухов, любуясь оленями. Переведя взгляд на вершину пологой горы, куда устремилось несколько оленей, он увидел красную точку костра. «Опять колдун у своего огня ждет...» — подумал он. И вдруг замер Ялмар, представив себе другой, необычный костер, на который смотрел, как сам себе говорил, через магический кристалл легенды о Волшебном олене.

Если идти от легенды

Вдруг почувствовал Белый олененок всадника на себе и понял: это явился Хранитель — значит, произошло волшебство. Теперь он огромный олень, и на рога его звезды могут садиться, как птицы. Обнял Хранитель Волшебного оленя солнечными руками и тихо сказал:

— Успокойся, мой добрый олень, я не позволю, чтобы тебя подтащили к костру на закланье.