Древний знак

— Жаль. Хуже всего то, что в нашу игру придется включать Марию. Женщина — извечное орудие дьявола.

И, заметив, как побледнела Мария, Ялмар жестко спросил:

— Не слишком ли опасно шутите?

— Опасно. Очень опасно. Для вас. Дело в том, что вам придется выбирать: или Мария и я рядом с ней, как ее спаситель, и вы оба становитесь сотрудниками моего института, при этом еще и очень состоятельными людьми, или...

— Ну, ну, договаривайте, — едва слышно промолвила Мария.

— Или вы, дорогой Ялмар, переступите через Марию, как Фауст переступил через Маргариту во имя какой-то там высшей правды. Ну и у Марии тогда будет путь Маргариты... путь к трагедии...

На этот раз уже и Ялмар почувствовал, как от лица его отхлынула жизнь. Стайрон сделал вид, что щадит свою жертву, чуть отвернулся от Ялмара, задумчивый, грустный — этакая утонченность. Но, уже через полминуты обернулся совсем другой личиной — что-то механически-бесчувственное и потому еще более неумолимое виделось в нем, и можно было подумать: не робот ли это, есть ли в нем живое сердце?

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

СЫН ВСЕГО СУЩЕГО

Быстротечно северное лето. Наползли на остров тяжелые низкие тучи, распоров свои животы о вершины гор, опорожнились от снега; облегченные тучи ушли, а снег на острове остался. Тронулось в кочевой путь стойбище Брата оленя. Чистая водица, пока упаковывали на нартах покрышки чумов, домашнюю утварь, сбегала к тому месту, где рос цветок.

Еще издали заметила она небольшой чумик, который выстроила над увядшим цветком. Замело чумик снегом, едва-едва верхушка торчит. Потопталась вокруг чумика Чистая водица, глубокую тропу вокруг него проторила, словно заключая увядший цветок в магический круг. Пусть спит цветок, придет весна, стойбище вернется на это место после долгого кочевья, и Чистая водица разберет чумик. Солнце пригреет, оживет цветок, и радость в душе Чистой водицы оживет. А пока прощай, цветок...

Через несколько часов Чистая водица уже сидела на грузовой нарте вместе с братишками и сестренками.

Первого оленя, который вез нарту, вел на поводу Брат медведя. К этой нарте поводом был привязан следующий олень, который вез свою нарту. К его нарте был привязан поводом третий олень. Так образовался обоз из тринадцати упряжек. Кроме этого обоза, по тундре острова двигалось еще двадцать точно таких же. Чистая водица смотрела на огромное облако снежной пыли, взбитое перегоняемым стадом, старалась разглядеть Белого олененка, но его не было видно среди доброй тысячи оленей.

Когда стало темнеть, кочевники остановились. Мужчины и женщины начали быстро по заведенному веками порядку собирать чумы. Брат оленя устанавливал ветряк: значит, будет электрический свет. В чумах через раскрытые входы светились костры. Женщины свежевали забитых оленей: сегодня будет праздник первой перекочевки. Посреди стойбища разожгут большой костер, вокруг него устелят снег шкурами. Возможно, что кто-нибудь прибудет в гости из трех других стойбищ на острове.

Гости действительно прибыли: колдун и с ним еще двое. Колдун вошел в чум Брата оленя и провозгласил хрипловатым, густым голосом:

— Я воздаю честь твоему очагу своим появлением.

— Садись, гость, — спокойно пригласил хозяин чума. — Нужно ли тебе?

— Если ты имеешь в виду свое покровительство, то я в нем не нуждаюсь. Позаботься о том, чтобы ты мог заслужить мое покровительство.

— В таком случае... в чем твое начало? — задал свой второй особый вопрос Брат оленя.

— В твой чум явился бог! Возможно, уже половина островитян видит меня в своих снах...

— Мне, к моему удовольствию, ты еще ни разу не приснился! — воскликнула Сестра горностая, бросая шкуру оленя у костра.

— Это не белая шкура! — возмутился колдун.

— Посиди на ней, может, она от страха перед тобой поседеет и станет белой, — еще насмешливее сказала Сестра горностая.

— Я покидаю ваш чум! — И колдун стремительно вышел.

Закрыв в притворном отчаянии лицо руками, Брат оленя от души рассмеялся, довольный остроумием жены, но тут же помрачнел и сказал:

— Сейчас он будет требовать жертвенный крови существа иной сути...

— Белого олененка? Неужели позволишь? — Сестра горностая невольно приложила руку к сердцу.

Брат оленя не ответил, напряженно что-то обдумывая. Потом попросил:

— Позови Брата орла. Мне надо кое-что предусмотреть...

В центре стойбища уже полыхал костер. Женщины, каждая из своего чума, несли шкуры, устилали вокруг костра снег. Возбужденно кричали дети, радуясь наступающему празднику, лаяли собаки. Выбрав белую шкуру, Брат луны уселся, скрестив под собой ноги, спрятал руки вовнутрь малицы. Увидев Брата медведя, спросил:

— Сколько лет твоей самой младшей дочери?

— Восемь, — ответил Брат медведя, тревожно оглядывая детишек, которые издали наблюдали за странным гостем, боясь подойти к костру.

— Позови ее ко мне.

— Она уже спит.

— Все дети ждут праздника, а твоя дочь спит? Вон она среди ребятишек.

— Не пугай ребенка, — умоляюще попросил Брат медведя.

Колдун укоризненно покачал головой и сказал загадочно: