Древний знак

— Он рядом с тобой и в то же время далеко, — загадочно ответил Стайрон.

И действительно, Мария увидела Ялмара, неотрывно глядевшего в ночное небо. Мария устремилась к нему и замерла — лицо его было отчужденным.

— Что с тобой, Ялмар? Улыбнись, это же я, Мария!

Но Ялмар, не обратив на нее никакого внимания, пошел прочь. И Марию потрясло ощущение жуткой пустоты и одиночества. Она безутешно заплакала. Стайрон смотрел на нее как бы с глубокой печалью и мягко упрекал:

— Зачем ушла от меня? Ты мне, мне нужна, а не ему.

И послышался голос Ялмара:

— Вы лицедей! У вас не счесть личин. Одна из них — личина Доунэя!

Стайрон усмехнулся с таким видом, будто прислушивался ко вселенной, к движению космического разума, смертно тоскуя по достойному собеседнику, не существующему на земле. И эта демоническая поза, которой он хотел подавить и подчинить себе Ялмара, пугала Марию. И она закричала:

— Не сдавайся, Ялмар! Ты сильнее, ты умнее его!

Стайрон стремительно повернулся к Марии, показал на ее живот, засмеялся, приговаривая:

— У твоего дитя будет две головы. Но ни в одной из них не жди разума...

И закричала Мария, так закричала, что, кажется, снова ударилась о землю луна и раскололась, осыпаясь зелеными искрами.

— Что, что с тобой, Мария? — услышала она голос, в котором почувствовала спасение.

Мария открыла глаза и увидела склоненное над ней лицо Ялмара.

— Да что с тобой? Ты вся дрожишь.

— Если бы ты знал, что мне приснилось! — Припав всем телом к Ялмару, Мария панически прятала лицо на его груди, и слезы душили ее. — Но я не скажу, не скажу, ни за что не скажу! Ты, наверное, уже думаешь, что я на этом помешалась...

— Вот, называется не сказала! — Ялмар старался согреть Марию и баюкал ее как ребенка. — Успокойся, это пройдет... Я знаю, у нас будет сын. Здоровый такой мальчуган. А еще лучше, если девочка. Ты знаешь, я очень хочу, чтобы девочка...

— А я чтобы сын!

— Ну вот и прекрасно. Тебя перестало трясти. Но, как ни странно, теперь уже колотит меня...

И они оба рассмеялись.

— Кажется, была гроза, — совсем успокоенно сказала Мария.

— Была. Слышишь, гром покатился куда-то дальше.

Укатился гром. И снова наступила тишина. Неумолчны сверчки, словно струятся тысячи чистейших неистощимых родничков, и ночь самозабвенно внемлет им.

Теперь уже Мария спала до утра без сновидений, а когда проснулась, какое-то время пыталась понять, откуда исходит удивительный свет. Наконец поняла.

— Вот это заря! Смотри, озеро горит. Я хочу туда!

Через несколько минут Мария уже купалась в пламенеющем озере. Ялмар наблюдал за ней с берега. Стонала Мария от блаженства, звала к себе Ялмара. Мелькали ее руки, и было похоже, что она исполняла ритуальный танец не у костра, а в самом костре заревого озера. Мелькали руки Марии, сотворенные самим богом руки. Ну что, что в них, какой секрет таится в линиях, которые могли бы стать, пожалуй, музыкой, если бы это было угодно озеру и заре? Впрочем, всплески воды, звон капель, стекающих с ее ладоней, разве это именно не та музыка, которая доступна чуткому слуху мироздания?.. Стонала, Мария, задыхалась, и тело ее, обнаженное тело точно одушевляло и озеро, и зарю, и, в конце концов, планету Земля. Да, это планета Земля, удивительнейшая из всех планет, плыла в море вечности, и все замирало во вселенной в торжественном преклонении перед прекрасным, в страстном желании сберечь это прекрасное, оберечь, оберечь... И тишина во вселенной становилась светом и звуками стекающих с ладоней Марии капель, становилась ее дыханием, смехом и стоном. И все это Ялмар воспринимал как воистину космическое событие, такой вот казалась ему эта минута, и он готов был поклясться, что запомнит ее навсегда.

Мария наконец вышла на берег. И теперь уже не только линии рук ее, но и всего тела, загоревшегося от прохладной воды и зари, были музыкой, которой проникновенно внимало утро, но прежде всего внимал именно он, Ялмар. Бережно обтирал он тело Марии белоснежным полотенцем. Марию слегка знобило, и она невольно искала встречи своего тела с горячим, не остуженным водою телом Ялмара. И в этих прикосновениях было признание чего-то такого, что являлось откровением и для озера, и для зари, и, наконец, для всего мироздания, которое, вероятно, догадывалось, что нет во всей его беспредельности ничего выше и прекраснее земного человека, и особенно если этот человек — женщина, к тому же именно вот эта женщина, имя которой Мария. Да, Ялмар клялся, что этот миг он запомнит до скончания своих дней...

Мария, чуть запрокинув голову, смотрела в лицо Ялмара и чутко, как это сделал бы, вероятно, лишь скульптор, ощупывала его лоб.

— Какой великолепный лоб, — сказала она и, взяв руку Ялмара, приложила к своему животу. — И у него, вероятно, уже есть лоб, на твой похожий. И сердце есть. Или я слишком тороплю события? У меня, кажется, и живота нет. Что, если врачи ошиблись?

Смотрела Мария на Ялмара с такой наивной неуверенностью, с такой жаждой самого главного события в ее жизни, что тот невольно улыбнулся...