Древний знак

— Я не пойму твою интонацию, — сказал он, снова усаживаясь в кресло. — Похоже, ты все это стараешься огрубить, даже высмеять. А между тем Френк Стайрон тонкий человек. Я не понимаю, почему бы тебе не заговорить его языком, не проникнуться его логикой? Если бы, если бы я дожил до той поры, когда планета Земля будет действительно очищена...

— Хватит, хватит, отец! Не распаляй себя, если не хочешь, чтобы я и в тебе видел... — Леон, в свою очередь, не договорил.

— Кого именно?

— Тут, наверное, еще не найдено подходящее слово. Людоед звучит в данном случае слишком мягко.

— Какой примитивный язык! А главное, мысли, мысли убогие. Мысли заурядного интеллигента-хлюпика! — Гонзаг безнадежно махнул рукой: зашибленный, жалкий, глаза у него слезились, и было теперь особенно заметно, как он постарел за последнее время.

Леон невольно смягчил тон, хотя остановиться уже не мог:

— Да, конечно, ты мечтал видеть во мне Блюмрока, которого твой кумир Луи Повель называет великолепным. Супермена мечтал ты увидеть во мне с дьявольской волей к власти. Но все это химера, отец, если не хуже...

Гонзаг закрыл глаза, стараясь избавиться от мысли, что он теряет сына. А Леон не умолкал.

— Я покончил с делами мистера Стайрона! — почти ликующе возвестил он, однако тут же вдруг сник и совсем тихо добавил: — Но если бы ты знал, как опасно уходить от мистера Стайрона. Это все равно, что изменить мафии...

Еще более ошеломленный Гонзаг как-то безумно глянул на сына, даже голову запрокинул назад, крепко вцепившись в подлокотники кресла.

— Нет, это невероятно!.. Где сейчас Френк Стайрон? Я поеду к нему!

— Не знаю. Этот дьявол за неделю может побывать на всех континентах мира. Видно, спешит, как он выражается, оконтурить участки предстоящей великой ассенизаторской акции. И всюду у него для этого есть помощники. — Леон поежился. — Холодно, как в склепе. Дай мне что-нибудь надеть...

Гонзаг суетливо снял с себя халат, почти подбежал к сыну, укрыл его плечи.

— Есть в свите Стайрона странный тип. За беспрекословное послушание боссу мы прозвали его Зомби. Вот этот Зомби и убьет меня. И Марию тоже...

— Ну, Леон, мальчик мой, — Гонзаг широко раскинул руки, умоляюще глядя на сына, — хватит меня мучить. Ты столько наговорил несуразностей. Нет, я завтра же должен найти Френка Стайрона и все уладить.

— Больше всего я боюсь за Марию...

— Кто она, эта Мария?

Не ответив, Леон медленно подошел к зеркалу и настолько долго молчал, что, казалось, забыл, где он и что с ним происходит. И вдруг резко повернулся и спросил:

— Где моя мать?

— У тебя нет матери...

— У меня есть мать! — с яростью и болью воскликнул Леон.

Руки Гонзага затряслись. И он, в свою очередь, тоже закричал:

— В таком случае можешь проваливать на ее остров — к дикарям! Я думал, ты европеец, а ты... ты дикарь. Там твое место.

Леон притиснул сжатые кулаки ко лбу и засмеялся:

— Господи! Так ведь это же мое спасение!

Гонзаг уронил голову на стол и заплакал. Сконфуженный Леон сел рядом с отцом, хотел прикоснуться к нему и все никак не мог. Не выдержав тягостной минуты, ушел к себе в комнату. Запершись, достал пистолет, долго смотрел в дуло. Затем, бросив пистолет на кровать, написал записку: «Прости меня, отец. Я и вправду подамся на остров, поживу у матери. И пусть все будет так, как будет. Леон...»

И вот под ногами Леона земля заполярного острова. Когда он поднялся на береговую кручу, увидел стойбище из десятка чумов и ветряк. За чумами виднелась толпа людей, обращенных спинами к морскому берегу. Время от времени кто-нибудь из них взмахивал руками или хватался за голову.

— Что там происходит? — недоуменно спросил Леон у Гедды.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ТЫ БУДЕШЬ ЖИТЬ!

Гедда провела Леона между чумами на край горной террасы, на которой размещалось стойбище. Дальше простиралась долина. И в этой долине сражались на арканах Брат оленя и колдун — человек, идущий от солнца, и человек от луны. Оба были обнажены до пояса. Колдун, широко расставив ноги, хищно подался всем телом вперед. Едва он метнул аркан, как Брат оленя резко нагнулся, уклоняясь от петли. Колдун не спускал с него внимательных глаз, плотно сомкнув рот, так что длинное, с впалыми щеками лицо его казалось безгубым. Молнией рассек солнечный воздух аркан Брата оленя. Колдун упал на траву — только это и спасло его. Быстро вскочив, он сделал пробежку, все дальше и дальше занося назад кольца своего аркана для следующего броска. А Брат оленя по-прежнему казался совершенно незащищенным. Но как было послушно ему его гибкое тело: он резко наклонялся то влево, то вправо, то стремительно прогибался назад, и аркан колдуна не достигал цели.