Древний знак

— Не жалко. Мне было приятно видеть, как ты от страха ее уронил. И если бы ты не был так глуп, наверное, не упомянул бы об этой чашке.

Колдун опять рассмеялся:

— Хороша, хороша. Ненавижу женщин. Если бы не это, я бы нашел способ наслать на тебя чары, и ты сама постелила бы мне брачную шкуру белого оленя.

— Оленьи рога я тебе подложила бы под твои костлявые бока...

И такое отвращение отразилось на лице Сестры горностая, что колдун испытал чувство глубокого унижения. Покрутив в руках черепок от чашки, он сломал его, спрятал осколок в карман и вышел: если колдун уносит из твоего чума какой-нибудь предмет или даже часть его, жди беды...

В чум вошла Гедда, тревожно спросила:

— Где Леон? Что у них было там, на реке, с Братом орла? Не знаю, что и подумать.

— Успокойся, — мягко попросила Сестра горностая, поправляя косы на ее груди. — Мне все рассказали...

— Мне тоже рассказали. Но я хотела бы все это услышать от самого Леона.

Сестра горностая откровенно любовалась Геддой.

— Кажется, начинается пурга, — сказала Гедда, чутко прислушиваясь к порывам ветра. — А Леона все нет и нет... Надо искать...

И пошло от чума к чуму: «Леона надо искать! Надо искать!» Мужчины выбегали из чумов, на ходу подпоясывая малицы: надо искать!

Брат оленя откатил от своего чума железную бочку, устанавливая ее с наветренной стороны вверх дном; затем смочил шкуру оленя керосином, придавил ее на бочке тяжелым камнем, чтобы не сдуло ветром. Долго не мог поджечь шкуру — гасли спички. Наконец вспыхнуло пламя, которое должно было служить маяком заблудившемуся.

Полыхал факел из горящих оленьих шкур. Слышался звон подвешенного котла, который, как нередко бывало в подобных случаях, служил колоколом.

Гедда надеялась, что Леон неожиданно появится из снежной мглы. Не выдержав мучительного ожидания, она выскочила из чума в пургу. Ее догнали.

— Пустите меня! Пустите! Я найду его. Только я... я смогу найти его.

В Гедду вцепилось несколько женщин, насильно отвели в чум Сестры горностая, которая тоже рвалась в тундру на поиски сына.

— Вот посидите вместе, поглядите друг другу в ваши полоумные глаза, — пытался шутить Брат кита, усевшись стражем у выхода. — Ветер такой, что мужчины падают с ног. Меня чуть не унесло, как перышко. А уж на что крепкий и крупный мужчина.

— Пусти меня к факелу, — попросила Сестра горностая. Ей было невыносимо слушать шутки старика. — Я буду поддерживать огонь. Надо же что-то делать...

Один за другим возвращались мужчины из безрезультатных поисков. Вернулся и Брат медведя. Представ перед дочерью, он отнял у нее железный стержень, которым она била по котлу, громко сказал, стараясь пересилить шум пурги:

— Успокойся! Леон не пропадет. Он все же мужчина. Закопается в снег и переждет пургу. Разве редко с нами такое случается?

Гедда села на снег, обхватив голову руками. Раскачиваясь из стороны в сторону, невольно припоминала легенду, слышанную в детстве, еще не очень догадываясь, почему это пришло ей на память. А по легенде выходило, что вот так же разразилась пурга, вот так же заблудился юноша, и тогда девушка, которая безумно любила его, сняла с себя одежды, легла в сугроб и жарким телом своим растопила снега и спасла любимого. Воскрешала в памяти Гедда легенду и постепенно в отчаянии своем начинала верить в это.

А время шло. Позже всех вернулся из поисков Брат оленя. Сестра горностая опустилась на снег у его ног и утопила лицо в сугроб, заглушая рыдания. И Гедде показалось, что Сестра горностая тоже верит в чудо: способна и мать если не растопить все снега на свете, то хоть отнять силу у стужи, погасить студеный ветер. На какое-то мгновение ей пришла догадка, что верить в такое нелепо. Но промелькнуло мгновение трезвой мысли, как снежинка, уносимая ветром, и на Гедду вновь нашло помрачение. Она сорвала с себя малахай, сбросила рукавицы и принялась раздеваться.

— Ты сошла с ума! — вскричала Сестра куропатки, бросаясь к дочери.

А Гедда в помрачении своем отбивалась и кричала:

— Не мешайте мне! Я растоплю снега... Я спасу его!

Привела ее в чувство Чистая водица. Она бросилась на шею сестре и прокричала ей в лицо:

— Ты что, лишилась рассудка?! Простудишься. Леон вернется, а ты будешь в огне...

Это прозвучало настолько трезво и убедительно, что Гедда крепко прижала сестренку к себе и замерла. Потом позволила кому-то надеть на себя малахай и подошла к факелу. Долго смотрела на огонь остановившимся взглядом и все повторяла как заклинание:

— Я спасу его. Спасу, спасу...

Брат орла наблюдал за Геддой, ему было хорошо видно ее лицо.

«Нет уж, спасу его именно я, — мрачно думал он, обращаясь мысленно к Гедде. — Я приведу его в стойбище и толкну тебе в ноги: получай!»

А Чистая водица, у которой хватило здравого ума сказать сестре такие трезвые слова, вдруг сама начала проникаться мыслью, что она может спасти Леона.

Убедившись, что Гедда окончательно пришла в себя, Сестра куропатки заметила и Чистую водицу, которая держалась за малицу матери, потому что ветер сбивал ее с ног.

— Иди спать! — строго приказала она дочери и повела ее за руку к своему чуму.