Древо Тьмы

Спэрроу встревоженно вскидывает на меня взгляд.

— Да, — в явном замешательстве подтверждает она.

Странно, что её так беспокоит?

Из-за двери слышится приглушённый голос Тьеррена, и Спэрроу застывает, не отнимая тонких пальцев от моей причёски. Мы одновременно оборачиваемся, и дверь в мою спальню резко распахивается, как от удара.

Устремив на меня пылающий яростью взгляд, в комнату стремительно входит тётя Вивиан, и мне остаётся лишь с изумлением за этим наблюдать.

Спэрроу опускает руки, а у меня почему-то перехватывает горло. Я не могу дышать, я не в состоянии протолкнуть в грудь ни глотка воздуха.

Тётя Вивиан выглядит великолепно, её лицо — маска благожелательности, однако глаза пылают безжалостным огнём. Одета тётушка, как всегда, роскошно, её платье и широкая нижняя юбка украшены вышивкой с изысканным растительным орнаментом, ожерелье и серьги подчёркивают нежные черты лица и хрупкую, изящную шею. Длинные подвески повторяют орнамент на платье — они сделаны из крошечных резных листьев папоротника.

— Оставь нас, — обращается к Спэрроу тётя Вивиан и принимается стягивать чёрные перчатки из телячьей кожи. Энергичным жестом она указывает на дверь в комнату прислуги, намекая горничной не медлить.

На лице Спэрроу снова уже привычная маска безразличия. С уважением поклонившись, уриска опускает глаза, кладёт на туалетный столик щётку для волос и грациозно уходит.

Я неподвижно сижу перед зеркалом, а тётя Вивиан встаёт у меня за спиной, берёт щётку для волос и принимается расчёсывать незаплетённые пока пряди, не забыв с леденящим спокойствием улыбнуться мне в зеркале.

Передо мной проносится образ дяди Эдвина: я вижу его несчастным, больным и избитым на полу тюремной камеры — огненная магия просыпается, и правую руку жжёт будто огнём, призывая схватить волшебную палочку. Порыв силы такой мощный и неуправляемый, что кажется, ещё секунда, и магический огонь без заклинания вырвется из моего тела и устремится ко всему деревянному, что есть в спальне.

Пальцы моей правой руки судорожно сжимаются, я чувствую все деревянные изделия в комнате, даже щётку для волос, которую держит сейчас тётя Вивиан.

— Тебя давно не было видно, Эллорен, — с ледяным спокойствием произносит она и с такой силой дёргает меня за волосы, что я запрокидываю голову, едва сдерживаясь, чтобы не зашипеть от боли. Сердце стучит всё быстрее, а в груди поднимается знакомая ярость, и при взгляде на тётушку мне вовсе не становится легче.

«Думаешь, поймала меня, гадкая ведьма, — мысленно цежу я слово за словом, — вот только ты пока не знаешь, с кем связалась».

— Ты обручила меня против моей воли. — В моём голосе не меньше ледяного спокойствия, чем в тётином. Как бы удержаться и не выхватить у неё щётку для волос… Так легко всего одним заклинанием превратить дорогую родственницу в огненный шар.

Тётя Вивиан опускает мои якобы спутанные локоны, и я выпрямляюсь, глядя на неё в зеркале. Намотав длинную чёрную прядь моих волос на пальцы, тётя Вивиан без церемоний дёргает так, что я снова запрокидываю голову.

На этот раз я охаю от боли, шея ноет, а тётя склоняется к моему лицу, оскалив белые зубы.

— Я знаю, какая ты на самом деле, — по-змеиному шипит она. — И ты, и твой дядя, и братья… все вы предатели! Хуже предателей. — Её лицо передёргивает судорогой. — Ты обыкновенная дрянь, порочная, как твои родители. Ты хуже всех. — Голос тёти опускается до шёпота. — Ты не просто запрыгнула в постель к кельту. Ты сошлась с икаритом, сыном демона, который убил мою мать!

От напоминания об Айвене я вздрагиваю, а следом за пронзительной болью приходит бешенство.

Тётя же сильнее дёргает меня за волосы.

— Всё из-за Эдвина, — выплёвывает она. — Это он воспитал вас предателями. Хотел уничтожить нашу семью. Втюрился по уши в ту уриску, грязную тварь…

«О чём она? Что за бред несёт моя тётя?»

От изумления отступает даже боль.

— Ах, ты ничего не знала? — заметив, какой эффект возымели её слова, снова скалится тётя. — Ни разу не слышала от него о той уриске? Ничего удивительного. Я и сама узнала о ней совсем недавно. Оказывается, много лет назад мой братец Эдвин выкупил продавщицу-уриску, а потом отослал её на восток, отдав ей все свои деньги. Тебе никогда не приходило в голову поинтересоваться, с чего это твой дядюшка так беден? Что он сотворил со своей частью наследства?

В изумлении я не могу и не хочу выговорить ни слова. Трудно поверить, понять, но… похоже, встаёт на место ещё один кусочек головоломки.

Дядя Эдвин всегда отказывался брать в услужение урисок.

Дядя Эдвин не сдерживал слёз, слыша о депортации урисок и прочих «нечистых».

Дядя Эдвин прятал мою силу не только от меня, но и от Совета магов — ведь Совет наверняка применил бы мою магию против Исчадий Зла.

Многое становится понятнее. Силясь сморгнуть навернувшиеся слёзы, я безмолвно обращаюсь к дяде: «Почему ты не рассказал нам правду, дядя Эдвин? Почему? Если бы ты поделился с нами…»

Тётя Вивиан упрямо дёргает меня за волосы, и я скриплю зубами в попытке сдержать ярость.