Читаем Дробь полностью

Унылые обсосы вроде меня имеют одну странную и мешающую жить особенность. В личной жизни они обладают чрезмерной неразборчивостью. Молодые люди из числа тех, которым в детстве все их окружение намекало (а быть может и говорило в открытую) об их ущербности, некрасоте, уродливости, бесперспективности, унылости и неликвидности, рано или поздно с этой мыслью свыкаются и начинают воспринимать ее как норму. И таких молодых людей уже вовсе не удивляет тот факт, что в любом коллективе, будто то одноклассники, одногруппники или сотрудники, они становятся белыми воронами, аутсайдерами и изгоями, объектами для насмешек и косых взглядов, скверных и плоских шуточек и гнобления. Само собой к подобным персонажам все вокруг с самого детства относятся крайне несерьезно и даже с пренебрежением. Такие ребята вырастают нерешительными и никчемными ноулайферами, непривыкшими к любому, самому малейшему проявлению внимания в их адрес (за исключением насмешек и разного рода подъебок), вплоть до наивности. А именно, вплоть до того, что любого человека, проявляющего к ним хоть малейшую благосклонность, персонаж (назовем его, к примеру, «альбинос») начинает боготворить и в наивном порыве становится готов открыть ему всю свою душу. Любой человек, проявивший малейшую симпатию альбиносу (смайлик :* в сообщении, уменьшительно–ласкательный суффикс в общении, комплимент, милая улыбка, что угодно) рискует стать объектом воздыхания, преданности и влюблённости. А это, в свою очередь, приводит к тому, что альбиносы кидаются на первую попавшуюся особь противоположного пола, снизошедшую до ничтожной, по их мнению, персоны. И вот, альбинос, опьяненный вниманием (быть может, просто доброжелательностью или, что хуже, лицемерием) рисует в голове некий романтический образ, строит красивый и незыблемый идеал, наделяя его всевозможными исключительно положительными чертами и вешая на него мечтательный ореол. Таким образом, альбиносы склонны отдаться в руки первым встречным, выразившим лишь некоторую благосклонность. А затем альбиносы обжигаются. Один раз, другой, третий. После чего замыкаются в себе еще сильнее, доверие пропадает и вера в какой бы то ни было идеал стирается. Альбинос превращается в сухое таксидермическое чучело.

Окружение рождает комплексы, комплексы провоцируют насмешки, насмешки порождают новые комплексы и замкнутость, замкнутость толкает к стремлению раскрыться, стремление раскрыться это шаг к наивности, наивность наталкивает на неразборчивость в связях, а неразборчивость в свою очередь порождает роковые ошибки, ошибки приводят к разочарованиям и провалам, а разочарования к недоверию, укоренению в комплексах, черствости и окончательному замыканию альбиноса в себе. Так было и в этот раз: в силу своей закомплексованности и низких социальных навыков, а следовательно простодушия и доверчивости я вцепился в человека, проявившего мизерный интерес к моей персоне, возвел этого человека в Абсолют, выстроил грандиозный образ, нарисовал мнимые чувства, придумал любовь, заблудился, сделал с десяток промахов, обжегся, разочаровался, почувствовал отторжение, поджав хвост забился в угол от возникших проблем, нутро зачерствело, ссохлось и превратилось в рыхлый, крошащийся гербарий, а сам я окончательно рухнул в вязкую, тягучую хлябь своих комплексов и страхов.

4.4. Станы жаждущего.

Я проскочил несколько дворов, описывать которые нет необходимости, поскольку текст итак кишит довольно большим количеством описаний дворов и улочек, домов и прохожих. И, наконец, я вырулил на одну из центральных улиц моего города, стыдливо оглянулся — за мной никто не шел, моя неряшливая потасовка осталась незамеченной, если не учитывать видео на телефонах тех зевак, которое, наверняка, вот–вот появится в социальных сетях и ютюбах.

Я шел по левой стороне улицы. Левая сторона — была моей по той простой причине, что левая сторона была менее обитаема, прохожих там всегда куда меньше и соответственно дорога куда шире и свободнее, а значит меньше поводов для стресса и раздражения, в то время как на правой стороне расположены в ряд с десяток магазинов, пара аптек, учебное заведение и оживленная автобусная остановка, а соответственно трафик человеческих тел там куда интенсивнее и проходимость на правой стороне ниже. Пробиваться сквозь толпы вышедших покурить студентов, семей, снующих от магазина к магазину, старух, ковыляющих к остановке у меня желания не было. А потому я предпочел левую сторону. В своем внутреннем навигаторе я давно пометил красным все людные и густонаселенные улочки, районы и дворы, стараясь обходить их стороной, изобретая все новые замысловатые маршруты, только лишь для того, чтобы избежать лишнего контакта с людьми.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези