Другая сестра Беннет

Мэри задумалась над его вопросом. В прошлом ее инстинктивным желанием было ничего не говорить, как можно меньше раскрывать свою личность. Но теперь, набравшись смелости, она решила быть откровенной.

– Полагаю, у меня вошло в привычку разбирать и анализировать то, что я читаю, – начала она. – Действительно, именно так я воспринимаю вещи в целом. Но с «Аббатством Тинтерн» это не сработало. Как я ни старалась, мне не удавалось добраться до сути. Что-то все время ускользало от меня.

Она поерзала на стуле. Может быть, лиф ее нового платья немного тесноват? Внезапно Мэри бросило в жар, но она продолжала:

– Потом мне пришло в голову, что я использую неправильный подход. Я пыталась овладеть смыслом. Мне стало страшно разрушить то, что я хотела понять. Мне пришло в голову, что стихотворение, возможно, слишком хрупкий объект, чтобы выдержать вес чрезмерно рационального исследования.

Она провела пальцами по гладкому хлопку своего платья, играя складками, и вновь заговорила:

– Должна признаться, мне эта идея не очень понравилась. Эта мысль меня тревожила. Если я не могла уповать на свой разум, на что еще мне было полагаться?

– И как же вы поступили?

– Я сделала самый трудный выбор для подобного мне человека. Я оставила разум в покое. Я перестала изучать и выделять. Я больше не делала никаких пометок на полях. Я позволила себе просто читать и спокойно размышлять над прочитанным. А через несколько дней – когда я меньше всего этого ожидала – у меня случился прорыв. Только так я могу это объяснить.

– О да! – воскликнул мистер Хейворд. – Прорыв! Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду! Это момент, когда мы полностью проникаем в воображение поэта. Когда мы действительно понимаем, что он имел в виду.

– Да, – тихо ответила Мэри. – Именно это и произошло. Это было удивительное ощущение для меня, не похожее ни на что из всего, что я испытывала раньше.

– Вам следует гордиться собой, – заявил мистер Хейворд. – У многих людей такого никогда не получается. Я очень хочу знать, какие строки особенно повлияли на вас. Расскажите мне в подробностях, что вы почувствовали, когда читали их.

Мэри налила еще стакан лимонада и попыталась взять себя в руки. Ей не хотелось ошибиться. Она открыла книгу на отмеченной странице и начала объяснять:

– Поначалу стихотворение кажется и очень красивым, и очень простым. Поэт сидит под деревом на вершине холма и смотрит вниз на реку в долине.

– «Скиталец Уай, – пробормотал мистер Хейворд, – текущий в диких чащах»[6].

Мэри заметила, что он не заглядывает в книгу, а читает по памяти.

– Мистер Вордсворт очень талантливо описывает пейзаж. Мы чувствуем себя погруженными в «глухое, уединенное место».

Мистер Хейворд не торопил девушку, поэтому она глубоко вздохнула и продолжила:

– Все это получилось у него превосходно. Но стоит нам подумать, что замысел поэта разгадан, как мы понимаем, что автор вкладывал в строки гораздо более необычный смысл.

С нарастающим волнением Мэри переворачивала страницы книги.

– Мы начинаем понимать, что пейзаж, столь блестяще описанный поэтом, – это не просто вид, которым можно любоваться. Это нечто гораздо большее. Это не что иное, как средство, с помощью которого мы можем соединиться с высшей истиной. Если только мы позволим себе отдаться ее красоте, она преобразит нас… ибо тогда мы оставим позади «все горькое, томительное бремя всего непознаваемого мира» и станем тем, кем нам предназначено быть – «живой душой».

Она заговорила быстрее, переполненная трепетом понимания:

– В этом и суть, не так ли? Вот что хотел показать нам мистер Вордсворт. Как посредством единения с природой мы становимся едины с миром – как мы становимся «живой душой»!

– Да, да, – подхватил мистер Хейворд, приходя в такое же оживление, как и Мэри. – Вы поняли самую суть, мисс Беннет, по-настоящему поняли!

Он откинулся на спинку стула, очень взволнованный.

– Простите, что перебил вас, но, право же, я не мог удержаться.

Резко вскочив с места, мистер Хейворд подошел к окну и остановился, глядя на улицу. Мэри сидела совершенно неподвижно, чрезвычайно взволнованная и немного потрясенная. Никто из них не произнес ни слова, пока мистер Хейворд не вернулся к столу и снова не сел.

– Я уже говорил вам, мисс Беннет, что вы полны сюрпризов. Но я не ожидал, что вы так скоро удивите меня снова.

На краткий миг Мэри позволила себе насладиться его похвалой, заметив восхищение, с которым мистер Хейворд смотрел на нее, и это придало ей смелости сделать последнее признание:

– Вы просили меня описать, что я чувствовала, когда читала это стихотворение, сэр. Я надеюсь, что могу открыто вам признаться, не показавшись глупой… ох, мистер Хейворд… мне самой захотелось стать живой душой.

Мэри не знала, как он отреагирует на такое сокровенное признание. Она очень надеялась, что мистер Хейворд не станет шутить или насмехаться, поскольку боялась не вынести этого; но когда он заговорил, Мэри с благодарностью отметила, что ее надежды оправдались и собеседник отнесся к ее словам серьезно.