Дружина

Порадовало единообразие оружия и доспехов, что придавало войску русов особый и грозный вид. А то, что они ещё исповедовали строгую дисциплину и воевали в строю, вообще выгодно отличало их от всех иных вояк на Руси, и было явным признаком регулярного войска. Невольно проводя аналогии, я сравнивал русов со спартанцами, которые тоже держались особняком и отличались от иных греков особым отношением к воинской службе.

Как выяснилось, все мужчины русов служили в очередь по два года, потом четыре года жили в граде или станице обычной семейной жизнью. Тоесть на одну служилую смену имелось две смены резервистов. И, если постоянный состав дружины Лук насчитывал три сотни бойцов, то при мобилизации под копьё моментально могли встать ещё шесть сотен. Кроме этого все остальные мужи из посада и ближайших станов являлись на сбор при объявлении войны, доводя городское войско до пятнадцати сотен. Для города с населением в десять тысяч жителей ресурс был фантастически высоким. Естественно, в дружине служила молодёжь и мужи до сорока лет, а вышедшие из возраста ветераны следили за порядком в городе, готовили и тренировали мальчишек. По всем признакам, весь уклад русского города сильно напоминал казачий.

Я смотрел и прикидывал в уме. Если у русов имеется пяток таких городов, да ещё два-три десятка поселений-станиц, то мы просто обязаны накостылять нурманам по шее. Задача немало облегчалась тем, что, в отличие от прошлой экспедиции, численность захватчиков была на два порядка меньше.

И, чем больше я наблюдал за жизнью русов, тем больше убеждался, что в целом нашу задачу можно решить. И уж, если нам в прошлый раз удалось сколотить войско из полудиких антов, полян и дулебов, то с профессиональными воинами русами и варягами мы тут горы свернём.

В отличие от киевщины в этих краях начало сентября, или по-здешнему ревуна-месяца, принесло сырые туманы и ночные холода. Я слегка пожалел, что, опасаясь вездесущих насекомых, отказался ночевать в казарме и даже, закутавшись в тёплый плащ, под утро начал стучать зубами. Точно такая же дробь доносилась из-под других плащей. Поднявшись в ранних сумерках, я подсел к костру, возле которого клевал носом Лунь, и подбросил дровишек. Через пять минут костёр облепила вся наша задубевшая команда. Слегка отогревшись, народ стал просыпаться.

Не успели мы размяться в парах, умыться в реке и поставить на огонь котелок с кулешом, как из утреннего тумана вынырнул лохматый парень с худощавым лицом и пушистой бородёнкой. Поддёрнув мокрый от росы подол рубахи, он поклонился:

– Подобру вам, варяги. Богов хвалящие зовут вас в святилище, – и он исчез в тумане.

Деваться некуда, надо идти. Закинув в организмы по краюшке хлеба, и запив его вчерашним сбитнем, мы облачились, накинули плащи и потопали вверх по дороге к кремнику. Приоткрытые на четверть ворота пропустили нас в крепость. Волхвы ждали возле святилища Перуна, а, увидев нас, Белобой махнул рукой, приглашая внутрь.

На этот раз говорил Лютобор:

– Добра и блага вам, варяги. Сегодня открылось нам, что вы истинно посланы небом спасти Русь. А то значит, что наша обяза вам помогать. Ведомо стало, что вы ждёте знака, либо вести какой. Дык знайте, в день белобогов, инда третьего дня в Русу двое придут. Те, кого вы взыскуете. И поспешайте, ибо явятся они не по воде.

Сообщение волхвов повергло нас в лёгкое смятение. Из святилища мы почти бегом добрались до пристани. На нашу удачу купец Барма уже завершил свои дела и готовился к отплытию. Удивив его ещё шестью серебрухами, я уговорил его перекинуть остатки товара с «подбитой» на две остальные лодьи, и на освободившейся на всех вёслах рвануть в Русу. Резонно рассудив, что всё равно плыть в ту сторону, а здешние воды более-менее безопасны, Барма деньги взял.

Сутки без отдыха и остановок мы добирались до Русы, и особенно устали, после того, как в конце пути пришлось свернуть в устье Полисти и идти на вёслах против течения. Ближе к вечеру второго дня мы приткнулись к городскому причалу. На мой взгляд, купец Барма с большим облегчением избавился от беспокойных пассажиров.

Разобравшись на пристани с немудрящим имуществом, мы потопали искать какой-никакой ночлег. От предчувствия соседства с разными насекомыми я передёрнул плечами, но перспектива ночевать снаружи в объятьях сырого холодного тумана вызвала ещё большее омерзение.

Проблема решилась, когда я вспомнил, что в Антании имелся обычай гостевания в общинном доме. Как выяснилось, в Русе тоже часть пустующих казарм отдавали под жильё разным путешественникам, погорельцам и проезжим воинам. Но при этом заразных больных, юродивых, скоморохов и побирушек дружинники сразу гнали взашей. Свежее сено в тюфяках и окуривание горькой полынью и пижмой избавило нас от кусачих соседей и позволило, наконец, нормально выспаться.