Дружина

После бредовой ночи, утром следующего дня мы с Ополем отцепили от снеки лодку и вчетвером с Олегом и Ингегерд тихо поплыли вдоль берега, мимо огромных прибрежных валунов. Высадившись под обрывом, мы прокрались через каменный завал и, скрываясь за глыбами гранита, залегли в полста метров от пристани.

А там уже вовсю шла подготовка к казни. Недалеко от причального настила сложили два костра. Между ними поставили большой чурбак и рядом с ним с двух сторон два здоровяка вколотили толстые колья и привязали к ним верёвки. Потом три лысых нурмана с раскрашенными чёрной и белой красками лицами, по виду жрецы-годи обвели чурбак тремя круговыми бороздами. Запалив костры, они замерли возле них.

Со стороны города появилась процессия. Впереди выступал лохмач с раскрашенной в синий цвет мордой и в длинном сером балахоне. Он нёс перед собой чашу. За ним шёл Хальвдан и потом двое нурманов вели обнажённого Скули. Он шёл на заплетающихся ногах, видать вчера его крепко отделали. За ними двигалась огромная нурманская толпа в пятьсот голов, а может и больше.

Добравшись до места, оба палача растянули руки Скули и привязали к кольям так, чтобы он лежал грудью на чурбаке и не мог распрямиться. Синий лохмач, заунывно выкрикивая заклинания, засыпал три круговые борозды пеплом, солью и полил кровью из чаши, которую принёс с собой. Потом он что-то громко прокричал, и из долетевших до нас слов я понял только одно: «Один!». Проведя по спине Скули зажжённым факелом, лохмач отошёл в сторону.

Мы с Ополем едва за обе руки удержали Олега, рванувшегося к месту казни. Между тем Хальвдан разделся по пояс и взял в руки нож и топорик. И дальше началась настоящая жуть. Он двумя медленными движениями ножом прорезал мышцы на спине жертвы вдоль позвоночника. Потом топориком начал отрубать рёбра от позвонков одно за другим снизу-вверх. Даже сюда доносился хруст костей и стоны Скули. После очередного удара он вскрикнул и обмяк. А злодей продолжил вырубать рёбра из позвонков. Затем, отбросив топорик, он взревел и одним движением двух рук вывернул рёбра наружу, и они встопорщились словно крылья птицы.

Я знал, что сейчас Скули ничего не чувствует, и, скорее всего, уже мёртв, но меня сковала мелкая дрожь, и челюсти свела судорога.

Между тем Хальвдан медленно погрузил руки внутрь мёртвого тела, вырвал трепещущие розовые лёгкие и нанизал сверху на торчащие рёбра. Вскинув вверх окровавленные руки, он дико утробно заорал, и его рёв вспугнул слетевшихся на поживу ворон.

Всё! Больше смотреть на это паскудство я не мог! С трудом сдерживая рвоту, я поднял глаза на Ингегерд. А она, сурово сдвинув брови, не отрываясь, смотрела на изуродованное тело мужа, будто хотела навсегда запечатлеть в памяти его кончину.

– Пошли отсюда, – тихо и спокойно сказала она и скользнула вниз к лодке. В ответ моё пересохшее горло издало жалобный сип. И мы втроём спустились за ней следом.

До нашего укрытия мы плыли в полном молчании. И, только сойдя на берег, пришёл в себя Олег:

– Отомщу, отомщу, отомщу, – цедил он сквозь сжатые зубы, до белых пальцев сжимая рукоять дарёного колдуньей меча.

За то время пока нас не было, в лагере на берегу умерли шесть горожан. У меня на глазах умер и тяжко раненый Куба. Из последних сил он слабо махнул мне рукой. Я склонился.

– Верю в вас, посланцы богов. Молю, испросите мне прощения. Авось свидимся в ирии. – Он улыбнулся, его глаза остановились и почернели, и я закрыл ему веки. Отмучился бедолага.

На другой день едва забрезжил свет, обе переполненные людьми снеки бесшумно скользнули из залива. Отныне власть ярла Олега распространялась не далее этих двух корабликов.

В лицо хлестануло холодным ветром. Ладога гнала волну, но гребцы всё равно старались не плескать вёслами и торопливо отгребали от берега на север в сторону Валаамского архипелага. На полуночном краю озера воды Ладоги пользовались дурной славой из-за множества островов и коварных подводных камней, но именно там имелся реальный шанс уйти от возможной погони.

– Не сумлевайся, ярл, – простуженно прохрипел кормщик, – хаживал я тута и пути ведаю.

«Хрен ты тут чего разглядишь в утренних сумерках, да на волне, да в тумане. Как раз все шансы с размаху напороться на скалу», – подумал я, поёживаясь и вглядываясь в серую муть.

С восходом солнца окрестности начали проясняться. И вовремя. Видимость в пару сотен метров позволила пару раз отвернуть от камней, которые скрывала волна. Я таращился на воду и молился, чтобы пронесло. Сами знаете, от любого здешнего оружия наша броня защищала абсолютно, но от глубокой студёной воды – увы. Булькнем и мяу сказать не успеем.

– Нурманы вслед!! – раздался крик с кормы второй снеки.