– Итак, – начала Нола, – если вы помните, когда папа впервые дал мне эти четыре слова, поручив разгадать их смысл, мы с Купером сели и попытались разделить их на категории и посмотреть, что у них общего. – Она обвела взглядом стол, посмотрев на каждого из нас. Ее глаза были такими же пронзительно-синими, как и у ее отца, когда он разгадывал запутанную тайну, гадая, за какую ниточку ухватиться. Это получалось у него лучше всего, и, очевидно, он передал этот талант своей старшей дочери. А может, и младшей, и сыну, но об этом пока рано было говорить.
– Мелани?
Я поняла, что Нола повернулась и теперь смотрит на меня, в то время как я смотрела на Джека и думала о наших детях.
– Да?
– Ты нас слушаешь?
– Конечно, – я кивнула. – Продолжай.
– Итак, мы с Купером сделали эти колонки и записали для каждого слова прилагательные, чтобы посмотреть, сможем ли мы найти что-то общее. Мы занимались этим несколько дней, снова и снова просматривали столбцы, находили новые слова, о существовании которых я даже не догадалась бы, если бы не всемогущий Гугл. Или если бы на месте Купера был кто-то другой.
Они переглянулись, и Джек нахмурился. Либо он поправлялся, либо его радар, нацеленный на Нолу, не пострадал от гриппа. Нола между тем продолжала:
– Единственное, что мы заметили, это то, что три предмета можно идентифицировать по цвету: коньяк коричневый, перья щегла желтые, а бургундское вино красное. Оставалась кухарка. Даже в семнадцатом веке они, вероятно, были разных цветов. Это было полной бессмыслицей, и мы с Купером решили, что идем по ложному пути.
Она театральным жестом взяла книгу и открыла для всеобщего обозрения, словно учительница начальной школы, читающая своим ученикам. Я узнала картину: женщина в белом полотняном чепце держит что-то вроде глиняного кувшина, из которого в миску льется молоко.
– Это известная картина голландского художника Йоханнеса Вермеера. Ее официальное название – «Молочница». Но… – Нола для пущего эффекта выдержала паузу, – возможно, потому что, по мнению многих людей, молочница выглядит иначе… как молодая женщина, которая доит коров… эта картина более известна как…
Она вновь умолкла, но вместо того, чтобы стиснуть зубы, Джек улыбнулся.
– «Кухарка».
– Бинго! – Улыбка Нолы была копией улыбки ее отца. – Я чувствовала себя круглой дурой. Мы ведь весь семестр изучали Вермеера, и я так много знала о нем. Странно, что до меня не дошло раньше. Но что было
– Спасибо, – сказала она. Я очень надеялась, что Джек не заметит ее лица, когда она улыбалась молодому человеку.
Нола нахмурила брови.
– На чем я остановилась?
– На цветовой палитре Вермеера, – сказал Купер.
– Верно. В общем, у каждого художника была своя фирменная палитра. В семнадцатом веке, когда Вермеер писал свои картины, ему было доступно всего около двадцати пигментов, и он предпочитал работать в основном с семью. – Ее улыбка стала шире, и она указала на фон «Молочницы». – Его палитра была необычной из-за пигмента, который он использовал для создания теней на побеленных стенах. Они были теплее, чем тени, созданные с помощью черного пигмента, которым пользовались другие художники.
– И этот пигмент… – словно церемониймейстер, объявил Купер. Я даже подумала, не выстучать ли мне на столе барабанную дробь. Мы с Джеком вопросительно посмотрели на Нолу, а затем на Купера, словно ожидая, что они перевернут страницу и откроют ответ, потому что мы понятия не имели, к чему они клонят.
– Умбра! – крикнула Нола.
Купер положил книгу на стол.
– Итак, теперь у нас есть четыре объекта, каждый определенного цвета: коричневый, желтый, умбра и красный.
Я села прямо.
– И это значит?..
Купер и Нола переглянулись и снова посмотрели на меня.
– Мы не уверены. Вот почему мы рассчитывали на небольшой мозговой штурм.
Джек потянулся за блокнотом и ручкой, и Купер подтолкнул их ему через стол. Вверху пустой страницы Джек записал четыре слова и четыре соответствующих им цвета.
– Что нам сейчас нужно сделать, так это поместить все это в контекст Вандерхорстов того времени. С чем они были бы знакомы и какова их связь с этими четырьмя словами или цветами. И главное, чтобы это было известно Лафайету, так что его письмо было понятно лишь им, надеюсь, никому больше.
– У нас точно такие же соображения, сэр, – сказал Купер. – И поскольку мы исходим из того, что это может быть связано с сокровищем французского короля, мы рассматривали наши четыре цвета именно в этом контексте.
Джек, который все еще что-то писал, поднял глаза на Купера.
– И что вы нашли?
– Пока ничего, сэр. Но я готов остаться здесь с Нолой на весь вечер и помочь разобраться в этом.
Джек недобро прищурился.
– Я уверен, что в этом нет необходимости.
– Папа! – крикнула Нола. Было видно, что она оскорблена в лучших чувствах.