Духовный интеллект. Как SQ помогает обойти внутренние блоки на пути к подлинному счастью

И мы составляем списки обязательных дел, того, что нужно, чтобы быть лучше и счастливее: заниматься спортом, йогой, правильнее питаться, дважды в день медитировать. А когда через месяц-другой список оказывается похороненным под только что доставленным нам ящиком вина, мы чувствуем себя лузерами. Вдобавок проецируем все это на других людей, причем не только на тех, кто всегда в центре внимания, но и на своих романтических партнеров, а иногда даже на детей. Мы разочаровываемся и утрачиваем иллюзии, когда они не делают того, что, как мы думаем, «должны» делать, или не оправдывают наших высоких ожиданий, доказывая, что они, как и мы, несовершенны.

Речь вовсе не о том, чтобы отказаться от своих целей, а о понимании: их достижение совсем необязательно преобразит вашу жизнь в одночасье, по мановению волшебной палочки. Похудение на вожделенные пять килограммов вполне может изменить вашу внешность, но вы совсем необязательно избавитесь от всех проблем. Вы останетесь тем, кем были. Сделайте сейчас же небольшую паузу и спросите себя, к чему вы стремитесь и что именно рассчитываете получить, достигнув этих целей?

Кстати, довольно парадоксальный факт: японская культура, которая на первый взгляд требует от своего народа совершенства, — родина сразу двух форм искусства, почитающих несовершенство. Во-первых, ваби-саби — древняя философия, выросшая из дзен, которая признает красоту не только несовершенного, но и мимолетного, незаконченного. Она позволяет всему сущему быть таким, каково оно есть, в том числе и людям. Быть совершенным благодаря своей неидеальности, а не вопреки ей. Мы же принимаем, что в природе все находится в состоянии постоянных изменений, и можем видеть красоту во всех четырех временах года; так и каждый этап человеческой жизни совершенен сам по себе и не нуждается в корректировке. Ваби-саби можно назвать совершенным (уж извините) противоядием от постоянных попыток все улучшить. Эта философия принимает естественную суть вещей, незавершенность, вмятины времени, сюжетные линии, выгравированные на лице в виде морщин. Во-вторых, японское искусство, воспевающее несовершенство, — кинцуги («золотой ремонт»). Это способ реставрации разбитой керамики, где вместо того, чтобы пытаться скрыть швы и разломы, части соединяются с использованием жидкого золота, привлекая внимание к трещинам. В результате создаются произведения искусства, напоминающие об уникальности изъянов и величии несовершенства.

Наши представления о совершенстве не отпускают нас потому, что мы, в сущности, не обращаем на них особого внимания и не задаемся вопросом, а что же мы на самом деле имеем в виду под этим понятием. Не говоря уже о следующем м-а-аленьком вопросике: а откуда у нас вообще уверенность в том, что наше представление о совершенном совершенно?

Однажды настоятель сказал молодому монаху, ухаживающему за храмовым садиком, что позже в тот день ожидает важных гостей. Монах захотел произвести на них впечатление и немедленно принялся доводить сад до совершенства. Он вырвал все сорняки, подрезал неухоженные ветви деревьев, подстриг все кусты и почистил мох и траву. Он тщательно сгребал ковер из осенних листьев — и вдруг заметил старого мастера дзен, пристально наблюдавшего за ним из окна храма. Надо сказать, после нескольких часов работы сад выглядел великолепно; это поистине был плод любви.

Молодой монах помахал старику рукой и с гордостью воскликнул:

— Ну что, как думаешь, теперь сад выглядит идеально, верно?

А тот, глядя на молодого монаха, ответил:

— Знаешь, здесь что-то не так, не совсем правильно, давай-ка я тебе помогу.

Старый мастер дзен встал, спустился в сад и медленно подошел к дереву в самом центре. Он быстро осмотрелся, а затем, схватившись за нижние ветви, встряхнул дерево с силой, явно не соответствовавшей его возрасту, так, что повсюду разлетелись яркие листья.

— Вот теперь все действительно вернулось к совершенству! — улыбнулся старик молодому монаху и медленно удалился.

ПОДРАЖАНИЕ

Большинство людей — это какие-то другие люди. Их мысли — чужие мысли, их жизнь — подражание, их страсти — цитаты.

Оскар Уайльд

Когда я была маленькой, я все повторяла за старшим братом. Я, по сути, старалась быть его точной копией. Если ему нравился шоколад, мне нравился шоколад. Если он отказывался от шоколадки, то я (скрепя сердце) тоже отказывалась, а когда он (намного опережая меня) буквально здесь же передумывал, я делала то же самое — конечно, стараясь, чтобы это выглядело чистым совпадением. А когда неизбежно начинались претензии типа «да хватит уже меня копировать», я горячо все отрицала; и начинался спор, а потом и слезы. Думаю, это ничем не отличается от детства многих. Старших братьев и сестер по всему миру страшно бесит неистребимое стремление младших смотреть им в рот и обезьянничать.