Мой духовный наставник никогда не шел на компромисс в отношении экстравагантности и красоты цветочных композиций, в окружении которых проводил свои ритуалы. В моем Священном пространстве я тут и там расставлял букетики цветов, пока идол Маа-Девственницы не начинал сиять в обрамлении роскошной цветочной подушки.
Помимо прочего, я следовал инстинкту и интуиции. Разумеется, ритуалы Служения Маа, Ганеше и Шиве были составлены индусами уже много тысячелетий назад, а я, разумеется, был невежествен и делал все по наитию.
Однако духовный наставник постоянно заверял меня, что, хотя тщательнейшее соблюдение всех ритуалов жизненно важно для браминов, практикующих Тантру, таких, как он, этого не требуется от простых адептов вроде моего «Я» для установления связи с духовным.
Кроме того, он сказал:
Впервые
Совершив омовение, одевшись в новую чистую одежду и сняв обувь перед своим местом Служения, я сосредоточил сущность своего тела и всю свою волю на том, чего стремился достичь: на связи, которой стремился достичь через духовное Отдавание, – или, как минимум, на удовлетворении любознательности ума и сердца, так или иначе.
Выбранная мною музыка выбивала в колонках ритм, помогая мне сосредоточиться, задавая темп, в котором я буду дуть в раковину, чтобы утопить в этом звуке шум улицы и слиться со звучанием раковины.
Дым кроваво-красного благовония кумкум вился и восходил по расширяющимся спиралям, заполняя воздух густым ароматом.
Поскольку одна трогательная традиция предписывает, что любую церемонию или новое начинание нужно предварять вознесением хвалы Ганеше – а для меня то было воистину новое духовное начинание, а кроме того, нужно же было с чего-то начать практику Служения, – перед тем как извлечь из раковины первую ноту, я посмотрел на маленького идола Ганеши и использовал его как врата для полного сосредоточения.
Я был дома один, отключил телефон и знал, что никто не постучит в дверь. В комнате стояла полная тишина, лишь казалось, что в ней вибрирует мое Намерение.
Я посмотрел влево, вправо. Несколькими неделями раньше я, сам еще не понимая значимости своего поступка, повесил, среди прочих новых украшений, в коридоре изображения Богоматери, именно в том месте слева, куда сейчас и упал мой взгляд. Потом взгляд сместился вправо, на рамочку из бумажных бабочек и на Священное изображение, которое я прикрепил к стене с этой стороны, совсем тогда не думая, что вид справа и слева от моего Священного пространства приобретет такую колоссальную значимость.
Куда бы я ни посмотрел, всюду были напоминания о том, что я собирался сделать, причем я расположил предметы и плакаты именно таким образом без всякого обдуманного намерения. То было одно из первых прозрений по ходу практики Служения, а она еще даже не началась.
Мой духовный наставник почти всегда дул в раковину семь раз подряд, по ходу любого ритуала или церемонии, и я решил последовать его примеру. Я снова сосредоточился на небольшом идоле Ганеши. Просчитал в уме ритм песни, приготовляя свое «Я» к тому, чтобы начать. Сердце громко стучало, но страха не было. Я знаю, что такое страх, и это был не он: скорее, это было пугающее возбуждение, как в тот миг, когда впервые прыгаешь на тросе с парашютом. Уже не страшно: путь к этому моменту стоил большого труда и возбуждение вытесняет страх.
Я глубоко, размеренно вдохнул через нос, пытаясь усилием разума протолкнуть воздух до самого низа солнечного сплетения, продвигая воздушную подушку вниз, сквозь слои мышц живота, глубже и глубже. Поднес витую раковину к губам и выдул ноту, стараясь сделать ее как можно длиннее.
Едва я начал, кожа будто присохла к телу. Если вам случалось внезапно очень сильно испугаться, возможно, вам знакомо это чувство, что кожа будто бы сжимается или растягивается, даже кожа вокруг глаз. Ощущение было в таком роде.
По коже волна за волной бежали мурашки. Коротко остриженные волосы встали на черепе торчком. Пульс ускорялся куда быстрее, чем случалось во время тренировок с витой раковиной.