Думай как великие. Говорим с мыслителями о самом важном

Когда Спиноза в последний раз выходил из синагоги, на него набросился убийца с ножом, но юноша сумел отбиться. Разумеется, ему пришлось срочно покинуть Амстердам. С тех пор он жил близ Лейдена в уединенном доме, почти ни с кем не общаясь и зарабатывая на жизнь шлифовкой стекол для микроскопов и телескопов – технических новинок того времени. В этом ремесле он стал лучшим в стране мастером. К сожалению, стеклянная пыль, которой он дышал каждый день, медленно, но верно усугубляла его и без того тяжелую болезнь. Однако он никогда никому не жаловался – напротив, постоянно отказывался от предлагавшейся ему щедрой помощи и уверял приходящих, что он живет отлично.

Я добрался к нему лишь вечером. Утром у меня оказались срочные дела в магистрате столицы, где я занимался еще и административной работой. Выехал сразу после обеда, но по обледенелым дорогам добрался до места лишь к раннему зимнему закату. Найти дом философа оказалось непросто. Встречные прохожие даже не знали названия деревушки, а когда я назвал фамилию Спинозы одетому в черное пальто еврею, тот с ужасом вскрикнул и замахал руками – так, словно я произнес имя врага рода человеческого. Было понятно, почему этот дом тщательно укрыт от посторонних. Его кирпичные стены были обвиты плющом, и стоял он в окружении высоких деревьев: зимой их ветви были голыми, но летом густая листва легко создавала естественное зрительное заграждение.

Итак, у порога Спинозы я оказался поздним вечером. Сильный ветер, в дороге продувавший меня насквозь, притих, но мороз стал еще крепче. Мои руки коченели, я долго стучал в дверь, а затем через нее терпеливо объяснял хозяину причину моего визита. Наконец дверь открылась, и я вошел, предварительно надев маску и тонкие перчатки. Тогда считалось, что чахотка передается только через кровь или слюну, но я-то прекрасно знал, что в острой форме туберкулез заразен и по воздуху, и вовсе не горел желанием подхватить его даже от столь известного пациента.

Первая часть нашего с ним знакомства была посвящена медицинским процедурам. Я тщательно вымыл руки, осмотрел больного, послушал его дыхание. Спиноза нехотя признался, что всего пару часов назад его охватил сильнейший приступ кашля, во время которого он обильно отхаркивал кровь, но затем ему полегчало. Разумеется, в арсенале врачей того времени не было лекарств, которые могли хоть как-то помочь – эта болезнь непросто лечится даже в наши дни.

Я спросил о его образе жизни. Спиноза ответил, что его рацион состоит в основном из молочного супа и хлеба, кроме того, он много курит (заморский табак тогда считался полезным при болезнях легких). Зимой почти не выходит на улицу, весь день неустанно работает с линзами, а ночами, если есть силы, пишет научно-философские работы. Я рекомендовал ему обязательно гулять круглый год; существенно разнообразить питание – даже зимой есть рыбу, куриный суп и овощи; если не бросить курить, то хотя бы уменьшить количество табака; нанять экономку для организации домашнего быта. Я также порекомендовал ему по возможности работать в матерчатой маске, чтобы не вдыхать стеклянную пыль. Он со всем согласился. Неизвестно, произошло это благодаря моим рекомендациям или просто совпало, но впоследствии Спиноза переехал в Гаагу, где жил и работал в большом доме в центре города, держал прислугу и действительно разнообразно питался, что, несомненно, продлило его жизнь.

Дом, где мы находились, был очень скромным, одноэтажным, в нем было всего две небольшие комнаты. Одна служила мастерской – с массивным деревянным столом посередине, со множеством различных инструментов. Готовые линзы разных размеров – и вогнутые, и выпуклые – лежали на полках. В мастерской же находился и небольшой камин для готовки еды. Другая комнатка служила Спинозе кабинетом и библиотекой. Посреди нее стоял резной письменный стол с аккуратно разложенными книгами и чистыми листами бумаги. Книжные полки у боковой стены от пола до потолка были заставлены толстыми фолиантами на разных языках. В центре стола красовалась высокая чернильница с тонким гусиным пером.

В кабинете я лучше рассмотрел внешность хозяина дома. Это был худой человек среднего роста, с удивительными темно-карими глазами – огромными, глубокими, немного блестящими. Его отличали длинные черные вьющиеся волосы и очень живая мимика. Ему было около тридцати, и его вполне можно было назвать привлекательным мужчиной, ярким представителем своей нации. Он мог бы стать величественным раввином, жениться на любой красавице своей общины, однако отмел все эти земные радости без сожаления.

– Вы производите впечатление спокойного, незлобивого и в целом совершенно безобидного человека. За что вас так ненавидят? Тем более здесь, в свободной прогрессивной Голландии?

– В свободной прогрессивной Голландии человек может придерживаться любой религии. Однако при этом закон запрещает атеизм – полное неверие в Бога. Это преступление. К счастью, если в Испании за мои книги меня уже давно бы поджарили, то здесь я все еще жив.

– А вы действительно не верите в Бога?