Дурная кровь

Вероятно, эта конкретная доставшаяся Робин книжка в свое время не подверглась изъятию и уничтожению только потому, что входила в число бесплатных авторских экземпляров, выданных Оукдену еще до судебного предписания. На форзаце стоял автограф: «Тетушке Мэй с наилучшими пожеланиями, К. Б. Оукден (Карл)». С точки зрения Робин, обращенные к тетушке слова «с наилучшими пожеланиями» звучали как-то помпезно и неестественно.

С обложки этой книжицы объемом никак не более ста страниц смотрело изображение Марго в обличье плейбоевской зайки – хорошо знакомое Робин фото, которое фигурировало во множестве газетных репортажей об исчезновении женщины-врача. За обрезом увеличенной фотографии осталась вторая официантка из «Плейбоя» – Робин уже знала, что это Уна Кеннеди. Полностью изображение воспроизводилось в середине книжки наряду с другими иллюстрациями, которые – Робин полагала, что Страйк с этим согласится, – представляли собой наиболее ценную часть этого издания: никак не содействуя расследованию, они хотя бы позволяли соотнести имена и лица.

Робин вышла на станции «Пиккадилли-Серкус» и двинулась против сильного ветра по улице Пиккадилли под раскачивающимися рождественскими гирляндами, прикидывая, где бы купить подарок на рождение малышки Стивена и Дженни. Не обнаружив по пути ни одного подходящего магазина, она подошла к универмагу «Фортнум энд Мейсон» за час до предполагаемой встречи с Уной Кеннеди.

После переезда в Лондон Робин часто проходила мимо знаменитого зеленовато-голубого фасада, но до сих пор не удосужилась побывать внутри. Украшенные к Рождеству витрины превосходили едва ли не все остальные в городе. Через обрамленные искусственным снегом круглые смотровые окошки она разглядывала груды цукатов, похожих на драгоценные камни, шелковые шарфы, золоченые коробочки для чая и деревянные щипцы для орехов, изготовленные в виде сказочных принцев. По лицу хлестнул ледяной порыв ветра с дождем, и Робин невольно устремилась в роскошную зимнюю фантазию через какую-то дверь, возле которой стоял швейцар в крылатке и цилиндре.

Торговый зал был устлан ярко-красным ковром. Повсюду высились горы зеленовато-голубых упаковочных коробок. Взгляд Робин выхватил те самые трюфели, которые преподнес ей Моррис ко дню рождения. Пройдя мимо марципановых фруктов и всевозможных сортов печенья, она заметила в торце первого этажа кафе, где у них со Страйком была назначена встреча с Уной. Чтобы раньше времени не столкнуться с ушедшей на покой женщиной-викарием, Робин повернула назад, рассчитывая настроиться на деловую волну.

– Простите, – обратилась она к задерганной продавщице, отбирающей по указке покупателя марципановые фрукты, – здесь есть отдел детских?…

– Четвертый этаж, – бросила женщина, уже отходя в сторону.

Ассортимент детских товаров оказался, по мнению Робин, скудным и непомерно дорогим, но, как единственная тетушка, да к тому ж единственная лондонская родственница малютки Аннабель, она чувствовала себя в некоторой степени обязанной сделать подарок столичного уровня. Выбор ее пал на большого и пушистого медвежонка Паддингтона.

Когда Робин отходила от кассы со своим зеленовато-голубым пакетом, у нее зазвонил мобильный. Она ожидала звонка от Страйка, но увидела неизвестный номер.

– Алло, Робин слушает.

– Ну здравствуй, Робин. Это Том, – произнес желчный голос.

Робин, как ни старалась, не смогла припомнить, кто такой Том. Она мысленно пробежалась по делам, которыми сейчас занималось агентство, – «Мистер Повторный», «Балерун», «Открыточник», «Жук», «Бамборо» – но ни в одном из них не фигурировал Том; ей не оставалось ничего другого, кроме как воскликнуть с теплотой старинной подруги:

– Ой, привет!

– Том Тэрви, – уточнил явно не обманутый этим возгласом мужчина.

– А… – У Робин неприятно участилось сердцебиение; отойдя в сторону, она вжалась в нишу с дорогими ароматическими свечами на полках.

Том Тэрви был женихом Сары Шедлок. Робин прекратила с ним всякое общение, когда обнаружила, что Мэтью изменяет ей с Сарой. К этому субъекту она никогда не питала теплых чувств и понятия не имела, знает ли он о той связи.

– Ну спасибо! – рявкнул Том. – Спасибо, мать твою, огромное, Робин!

Он почти орал. Робин слегка отвела телефон от уха.

– Прошу прощения? – сказала она, превращаясь в комок пульсирующих нервов.

– Не удосужилась, йопта, мне сказать? Просто ушла в кусты и умыла ручки, да?

– Том…

– Она раскололась. Ты целый год знала и молчала, а я узнаю сегодня, за месяц до моей, сука, свадьбы…

– Том, я…

– Ну что, довольна? – взревел он.

Робин держала телефон на расстоянии вытянутой руки, но отчетливо разобрала:

– Я, единственный из всех, не трахался с кем попало, и меня же поимели…

Робин дала отбой. У нее дрожали руки.

– Разрешите, пожалуйста, – обратилась к ней полная женщина, пытавшаяся рассмотреть свечи, которые загораживала собой Робин; той оставалось лишь пробормотать извинение и уйти подальше от этого места.