Она дошла до закругленных железных перил, ограждающих пустое цилиндрическое пространство. Посмотрев вниз, Робин увидела, что уровни здания просматриваются вплоть до цокольного этажа, где толпами снуют покупатели с тележками, груженными дорогими окороками и бутылками вина. У нее закружилась голова, сознание затуманилось; Робин развернулась и, как незрячая, побрела к выходу из отдела, стараясь не опрокинуть заставленные хрупким фарфором столы. Спускаясь по ярко-красной ковровой дорожке, она пыталась восстановить дыхание, успокоиться и разобраться в услышанном.
– Робин…
Ноги сами несли ее вперед, и она, только заслышав повторное «Робин», остановилась и поняла: с Дьюк-стрит, через боковую дверь, в универмаг только что вошел Страйк. Плечи его пальто были усеяны сверкающими каплями дождя.
– Привет, – оторопело выдавила она.
– Ты в порядке?
На долю секунды ей захотелось выложить ему все: в конце-то концов, он и так был в курсе измены Мэтью, знал, как рухнуло ее замужество, и даже встречался с Томом и Сарой. Однако Страйк был как-то странно взвинчен и сжимал в руке телефон.
– Да, все нормально. А у тебя как дела?
– Не так чтобы очень, – ответил он.
Они отошли в сторону, пропуская группу туристов. В тени деревянной лестницы Страйк сказал:
– Джоан стало хуже. Ее опять положили в стационар.
– Господи, вот несчастье, – сказала Робин. – Слушай, поезжай в Корнуолл. Мы справимся. Я сама потолкую с Уной, организую…
– Нет. Джоан совершенно определенно сказала Теду, что не хочет лишней толчеи. Но это на нее не похоже…
Страйк явно был растерян не менее, чем Робин, но тут она взяла себя в руки. К черту Тома, к черту Мэтью и Сару.
– Нет, серьезно, Корморан, поезжай. Работу я беру на себя.
– Меня там ждут через две недели, на Рождество. Тед говорит, она спит и видит, как бы собрать нас всех вместе. Предположительно ее отпустят домой через несколько дней.
– Ну, если ты уверен… – начала Робин и посмотрела на часы. – Уна должна прийти через десять минут. Хочешь, займем столик в кафе и подождем ее там?
– Давай, – согласился Страйк. – Хорошая мысль, я бы кофе выпил.
Под звуки несшейся из динамиков рождественской песни «Дай Бог вам счастья, господа» они бок о бок, погруженные в невеселые мысли, входили в царство цукатов и дорогих сортов чая.
24
В кафе вел один лестничный пролет: оно находилось на более высоком уровне, чем первый торговый этаж, и открывало широкий обзор. Когда они заняли четырехместный столик у окна, Страйк молча уставился вниз, на Джермин-стрит, где ходячими грибами двигались прохожие под зонтиками. Отсюда было рукой подать до ресторана, где он в последний раз виделся с Шарлоттой.
После отправки ему на день рождения своей фотографии в голом виде она много раз звонила и вплоть до вчерашнего вечера присылала SMS. Он не отвечал, но где-то рядом с тревогой о здоровье Джоан шевелилось знакомое опасение следующего хода Шарлотты, поскольку в ее сообщениях сквозила нарастающая взвинченность. У нее на счету было несколько попыток суицида, одна из которых оказалась почти успешной. Даже через три года после их разрыва она все еще пыталась взвалить на него ответственность за свое благополучие и счастье, и Страйка это в равной степени бесило и огорчало. Когда утром Тед позвонил с новостями о Джоан, детектив как раз искал номер телефона коммерческого банка, где работал Джейго, муж Шарлотты. Страйк намеревался ему позвонить, если Шарлотта начнет грозить самоубийством или пришлет какое-нибудь прощальное послание.
– Корморан!