– Я говорю, мы – ты и я – должны остановить эту казнь. Я знаю, ты не убивал девушку. Но чтобы освободить тебя, мне понадобится твоя помощь.
– Иди на хрен и оставь меня в покое! Ты что, нашел Бога или еще что?
– Я нашел два трупа.
34
Пересохшие губы Чарли Уильямса раздвинулись. Взгляд стал растерянным.
– Что?
– Два человека мертвы, – сказал О’Брайен. – И общего между ними только одно – оба знали, кто убил Александрию Коул. Один был священником, моим близким другом. Второй – заключенным. Ты знал Сэма Спеллинга?
Долгие секунды Уильямс молчал. Взгляд уперся в наручники на запястьях. Потом он вновь посмотрел сквозь стекло на О’Брайена.
– Сэм Спеллинг. Парень, в которого стреляли, когда его привезли давать показания о коксе?
– Он самый.
– Я встречал его. Он водился со всякой мразью, с которой мне было неуютно… хотя в этом нужнике и так не слишком много приличных людей.
– Расскажи мне о Спеллинге. Ты когда-нибудь говорил с ним? Можешь припомнить какой-то разговор… о твоем прошлом или о его? Он прощупывал тебя насчет убийства?
Уильямс задумался, его взгляд стал отстраненным.
– По правде говоря, в тюрьме никогда не обсуждают только одну тему: как ты сюда попал. Сексуальные извращенцы, те, кто покушались на детей… о них узнают. Но остальные… они же все невиновны, верно? – усмехнулся Уильямс.
– Думай! – едва не крикнул О’Брайен, смущенный его тоном. – Какие-то случайные слова Спеллинга или твоя обмолвка, которые могут дать мне ключ к убийству Александрии Коул?
– Иногда я замечал, как Спеллинг глядит на меня, когда мне разрешали делать упражнения. Думал, он собирается ткнуть меня заточкой. Однажды спросил его, что за дела. Он сказал, я не похож на человека, которому здесь место. Говорил, когда ему было четыре, мать заставила вызубрить двадцать третий псалом. Говорил, если я затвержу его и буду верить, то никогда не останусь одиноким, даже когда они привяжут меня к каталке.
– Чарли, Сэм Спеллинг знал, кто убил Александрию.
– Откуда он знал?
– Он видел, как настоящий убийца прятал оружие. Спеллинг шантажировал убийцу.
Уильямс замолчал. Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул.
– Почему я?
– В предсмертной исповеди он сказал священнику, что ты невиновен. Священник попросил его написать заявление. Спеллинг написал. И его убили.
– Я слышал, его застрелили. Чтобы он не мог давать показания.
О’Брайен рассказал Уильямсу, почему он верит, что Спеллинг был убит, и добавил:
– Преступник выяснил, что Спеллинг раскрыл священнику его личность и место, где спрятано орудие убийства. Спеллинг был убит на больничной кровати, когда приходил в себя после операции. А потом преступник вышел из больницы, отправился в церковь и убил отца Джона Каллахана.
– Но почему убийца вылез спустя столько времени, чтобы убрать Спеллинга и священника?
– Отец Каллахан сказал, что охранник, парень отсюда, который помогал перевозить Спеллинга, подслушал часть исповеди в палате больницы скорой помощи. Я полагаю, он стащил признание, написанное Спеллингом для отца Каллахана, и связался с преступником.
– Но зачем?
– Чтобы шантажировать его.
– Так давай снимем с меня эти железные браслеты и выпустим меня отсюда.
– Мне нужно представить что-то окружному прокурору. Какую-то физическую улику, которая докажет личность настоящего убийцы Александрии.
– У тебя уже есть два покойника, что тебе еще нужно?
– Я не могу непосредственно связать их с убийством Александрии. Ваш разговор со Спеллингом доказывает, что где-то в глубине души он чувствовал вину.
– Ага, только недостаточно сильно, чтобы рассказать кому-то о моей невиновности.
– Чарли, вспомни время перед смертью Александрии. Она доверялась тебе? Может, упоминала что-то беспокоящее? Или пугающее?
– Не особо. Но она была немного не здесь.
– В смысле?
– Не знаю, типа она все время поглядывала через плечо.
– Ты думаешь, она боялась своего менеджера, Джонатана Руссо?
– Он определенно ее использовал, присосался, как клещ к лошадиному уху. Я ненавидел этого мерзавца.
– Не представляю, зачем Руссо убивать человека, который приносит ему деньги.
– Алекс сказала мне, что выгнала его. У нее уже был новый агент, в Нью-Йорке.
Тыльной стороной руки, скованной наручниками, Уильямс вытер пот со лба.
– С тех пор как я здесь очутился, они казнили семь мужчин и одну женщину. И каждый, кого выводили из камеры, боялся до усрачки. Можешь выучить любой стих из Библии, но когда тебя пристегивают, они открывают занавески, чтобы все видели твой последний вздох. И тогда, О’Брайен, важно только то, что у тебя внутри. Можешь вытатуировать стих из Библии на обратной стороне своих век. Но если ты не веришь всем сердцем – и я не про чушь вроде «прийти к Богу в последнюю минуту», – тогда ты с тем же успехом можешь усесться за стол к дьяволу. И сейчас меня собираются принести в жертву в освященном дьяволом месте – в камере смерти. А я невиновен!
О’Брайен покачал головой.
– Я знаю, что ты невиновен, и собираюсь вытащить тебя отсюда.