Две королевы

Это был решительный шаг. С тех пор как после вступления Елизаветы на престол в ноябре 1558 г. папа римский не поддержал ее династические претензии, Мария вынужденно признала, что у нее остается один вариант — утвердить свое право как наследницы английской королевы. Но тот папа умер, а вслед за ним и его преемник. И на Святой престол был избран новый понтифик, Пий V. Одним из первых его публичных актов стало письмо Марии, по просьбе Филиппа II доставленное послом ее дяди после визита Яксли в Испанию.

Заявление Марии на банкете, что она является законной королевой Англии, должно было вызвать настоящий фурор. Рэндольф предсказывал катастрофу, отмечая, что «этот двор настолько разобщен, что мы ежедневно ожидаем событий, которые перерастут в новую беду». Три года назад Рэндольф убеждал Сесила, что Мария «не настолько любит мессу, что пожертвует ради нее королевством», но теперь считал, что она «склоняется к ниспровержению религии». Она не остановится ни перед чем в своем желании восстановить католицизм. Все ее усилия были направлены именно на это и напрямую связаны с династическими претензиями. После победы над Мореем она обрела невиданную доселе власть. Теперь она, опасался Рэндольф, будет стремиться развить успех посредством «своей идолопоклоннической мессы». В заключение он писал: «Прошу Вас сжечь это письмо».

Все это делало ситуацию крайне запутанной. Мария отказала Дарнли в использовании королевских регалий на церемонии награждения и в то же время пыталась за руку привести Босуэлла и Хантли на мессу — такое противоречивое поведение наблюдалось и в ее политике. Она не желала подвергаться унижениям со стороны распутного и склонного к интригам мужа, но одновременно присоединилась к его «предприятию» по восстановлению католицизма — не с целью (как хотел он) произвести впечатление на мнимую Католическую лигу, а потому, что ей казалось, что после избрания Пия V она сможет использовать католицизм для окончательного признания ее династических прав.

Тем временем Дарнли начал яростно интриговать против жены. Рэндольф знал, что Дарнли и Леннокс «предпринимали шаги», чтобы «получить корону помимо ее воли». Приближалась очередная сессия парламента. Первое заседание уже назначили на 12 марта, когда лидеров мятежа Морея (за исключением прощенного Шательро) должны были осудить, а их земли конфисковать в пользу короны. У шотландских лордов была убедительная причина желать, чтобы новая сессия парламента оказалась неудачной, а еще лучше — вообще не состоялась. Если парламент соберется в назначенный срок, Морей и его союзники лишатся земель и титулов. Лорды также опасались, что следующим шагом Марии станет восстановление мессы. Заговор был неизбежен, не в последнюю очередь потому, что цели Марии встречали все более широкое сопротивление. Лорды из числа католиков намеревались объединиться с протестантами и выступить против конфискации земель у мятежников — на том основании, что это превратится в прецедент для конфискации владений знати. В данный момент им ничего не угрожало, но они беспокоились о будущем.

Все это обернулось против Марии. Когда она действовала самостоятельно, сделав брак с Дарнли свершившимся фактом и отказавшись от политики умиротворения Англии, то одержала победу. Но теперь против нее действовали изгнанные лорды, их союзники и Ленноксы, и баланс во фракциях сместился не в ее пользу. Положение Марии резко изменилось — почти безграничная власть превратилась в опасную изоляцию. Предупрежденная о заговоре своим верным слугой сэром Джеймсом Мелвиллом, она отмахнулась от его опасений. «Я в курсе подобных слухов, — сказала Мария, — но наши подданные — достойные люди». Если она действительно так ответила, с ее стороны это было излишне самоуверенно.

Заговор оформился, по свидетельству одного из участников, «приблизительно в 10-й день февраля», то есть в день награждения. Центром заговора был Дарнли, однако в нужном направлении его подталкивал Мейтланд, которого Мария отдалила от себя, отдав предпочтение своему новому личному секретарю Давиду Риццио, который был полон решимости добиться прощения для Морея и его союзников — их возвращение из позорного изгнания он рассматривал как предпосылку для собственной реабилитации.