Он кивает, ничуть не колеблясь, спрятав одну руку в карман, а другой удерживая Стрекозу.
– Правда. Я скучаю.
Настоящее время.
Не прошедшее.
Кэл по мне скучает.
По моему телу пробегает дрожь, будто тысяча волшебных светлячков. Кэл выходит из кухни с котенком под мышкой и двумя корги, пытающимися на него вскарабкаться.
Я стою замерев; он оборачивается и бурчит:
– Сейчас принесу меню тайского ресторанчика. Что бы ты хотела?
Я улыбаюсь и следую за ним, мысленно откупоривая припрятанную бутылку вина.
Я выпила всю бутылку.
Сейчас я чувствую себя прекрасно и ни о чем не жалею, но наутро наверняка придет время раскаяния, когда я буду чувствовать себя совсем не прекрасно и вспоминать свой позор перед Кэлом. Тот сидит на диване рядом со мной, вытянув длинные ноги. Он выпил несколько банок пива и один бокал вина – скорее всего, чтобы тот не достался мне.
Я икаю.
Мы с Кэлом сидим рядом со спортивным инвентарем в его уютном подвале и пытаемся смотреть фильм. «Пытаемся», потому что я толком не посмотрела ни одной минуты. Вместо этого я гляжу на Кэла с нелепой улыбкой на лице, подперев щеку кулаком.
– Что? – спрашивает он, наконец заметив мой взгляд.
На самом деле, я не смотрю, а скорее пялюсь. Меня вдруг разбирает смех.
– Пялюсь, – хихикаю я.
– Пялишься?
Я смеюсь еще сильнее и заваливаюсь вперед.
– Боже, «пялиться» – такое смешное слово. – Я задыхаюсь от смеха, на глазах у меня выступают слезы. – Правда?
– Кажется, ты переборщила с рислингом.
– Не переборщила, – я надуваю губы.
– Еще как. Зачем ты выпила целых три бокала? – он поворачивается ко мне, и наши колени соприкасаются.
Я напряжена до предела, и от этого касания мое сердце бьется еще быстрей. Откашлявшись, я признаю:
– Я нервничаю, когда ты рядом. Думала, вино поможет.
Он прищуривается.
– Ты все еще нервничаешь? Уже два месяца прошло.
– Знаю, но ведь… между нами что-то есть.
– Поподробней.
Я непроизвольно пододвигаюсь к нему ближе; он будто деревенеет, когда промежуток между нами сокращается. Я отнимаю руку от лица, и она падает ему прямо на колено. Кэл смотрит на мою руку, потом на меня. В глазах у него пляшут тени и мерцают угольки.
Под воздействием алкоголя я осмелела. Обычно мне не хватает храбрости даже посмотреть на Кэла, а теперь я сама его трогаю. Он остается на месте. Как и я.
– Ну ты довольно пылкий.
– Так. – У него на щеках играют желваки.
– И большой.
– Так, – повторяет он.
– И… весь такой непоколебимый. Твердый.
Тут он слегка улыбается.
– Значит, между нами есть что-то пылкое, большое и твердое. – Его взгляд на миг опускается на мои губы. – И не поспоришь.
Мои мысли движутся медленно, как слизь в забитой трубе. Потом мои глаза расширяются, я начинаю судорожно моргать.
– Погоди, это шутка про член?
Кэл резко выдыхает – кажется, почти смеется, – и качает головой.
– Шутка или нет?
– Боже, Люси.
– Ну скажи.
Он поднимает голову. В уголках его губ по-прежнему играет легкая улыбка – настоящее чудо, совсем как светлячки посреди зимы. Но вскоре она пропадает, сменяясь чем-то более тяжелым. Чем-то, от чего по моему телу бегут мурашки.
Чем-то, что заставляет меня нервничать.
Кэл накрывает мою руку, все еще лежащую у него на колене, своей. Поглаживает мои костяшки мозолистым пальцем, и мое нутро пронзает возбуждение.
Я вдыхаю, глядя на наши ладони. Я не то чтобы пьяна, но определенно слегка навеселе, и тепло наших тел кажется мне пылающим пожаром, из которого мне не выбраться.
Нет, все-таки я пьяна. Я опьянела от прикосновения его руки.
– Люси.
Низкий тембр голоса притягивает меня к нему.
А потом… Кэл притягивает меня в буквальном смысле.
В мгновение ока он обхватывает мое запястье и усаживает меня к себе на колени, будто я вешу не больше, чем семечко одуванчика на ветру.
Боже мой.
Я сижу у него на коленях.
Под воздействием алкоголя я чуть не теряю сознание и хватаю Кэла за плечи, чтобы не упасть ему прямо на грудь.
Я не могу на него посмотреть. Я не могу…
– Посмотри на меня.
Он длинным пальцем приподнимает мой подбородок, не оставляя мне выбора. Я делаю судорожный вдох и впиваюсь ногтями ему в плечи, задыхаясь от чего-то, что не могу выразить словами. Кэл наклоняется ко мне ближе, и мои веки медленно опускаются. Я чувствую, как он нежно касается губами моего уха.
– Не надо нервничать, Люси, – выдыхает он. Наши бедра прижаты друг к другу, наши сердца бьются в унисон. – Ты такая красивая.
Я парю в воздухе, как невесомое перышко.
Я иду на дно.
Я все, и я ничто. Я растворяюсь в нашем общем прошлом и будущем.
Но я не позволю себя поцеловать. Ни за что.
Я не могу.
Поцелуй – это первый шаг к моему уничтожению. К его уничтожению.
У меня в голове вечным напоминанием крутится имя Джессики. Джессика – мое персональное привидение. Бьюсь об заклад, ее путь тоже начался с поцелуя.
Он касается моего подбородка теплыми, пухлыми губами и шепчет:
– Я не стану тебя целовать.
Мои глаза распахиваются от внезапного прилива разочарования. Это нелепо, я знаю. Ему нельзя меня целовать, но чувствам не прикажешь.
Я сглатываю.
– Не сейчас, – добавляет он. – Иначе ты можешь забыть, какое наслаждение приносит мой язык.