Читаем Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии полностью

Мне помог случай: медведь появился не более чем в пятнадцати шагах от нас. Мы с Тийе держались рядом, готовые прийти на помощь друг другу. Медведь остано­вился и, найдя куст тростника, который показался ему подходящим, встал на задние лапы, обхватил его перед­ними лапами, как жнец берется за сноп пшеницы, а потом принялся за еду, наклонив голову, чтобы добраться вначале до самых нежных ростков. Приняв это положе­ние, он целиком открыл нам грудь. Я выстрелил.

Пуля прошла ниже плеча. Медведь зашатался, упал в ручей, попытался подняться, но тщетно: ему никак не удавалось добраться ни до одного из двух крутых берего­вых откосов.

Через несколько минут у него началась агония и он умер, не прекращая издавать рев, на который, будь здеш­нее поверье правдиво, должны были бы сбежаться все медведи, обитающие в Калифорнийских горах.

Теперь наше обучение было завершено, и мы о нем больше не думали.

Днем, если нас не слишком одолевала усталость, мы занимались обычной охотой. В это время нам попадались косули, зайцы, куропатки. Олени встречались гораздо реже, чем в окрестностях Сономы; мы подстрелили только одного, причем, к своему великому удивлению, я заметил, что он был выхолощен.

Я подозвал Алуну, чтобы сообщить ему об этом чуде природы, но в ответ он рассказал мне, что обитатели ранчо нередко ловят оленят и проделывают над ними эту операцию, а потом отпускают их на свободу.

Операция приносит плоды: олень жиреет, и охотнику, которому посчастливится позднее с ним встретиться, достанется дичь, которая по вкусу так же отличается от обычной оленины, как мясо вола отличается от мяса быка.

На той же охоте, когда я подстрелил оленя, мне уда­лось убить великолепную бело-голубую змею; она свер­нулась кольцом в зарослях лупина и, распахнув пасть среди очаровательных синих цветочков, венчающих этот кустарник, казалось, притягивала к себе серую белку, которая, словно заколдованная ее неотрывным взглядом, спускалась, испуская крики, с ветки на ветку. Я выстре­лил в голову огромной рептилии, и она стала извиваться, издавая свист. Чары разрушились: белка мгновенно вспрыгнула со средних веток на верхние, а затем с дерева, на котором она находилась, перескочила на соседнее.

Что же касается змеи, то, поскольку мне не было известно, ядовитая она или нет, я постарался держаться от нее подальше; однако ей было совсем не до меня.

Пуля снесла ей всю верхнюю часть головы, чуть позади глаз.

Алуна определил, что она принадлежит к породе уда­вов, то есть неядовита.

Длиной она была около трех метров.

Уничтожение этой змеи и стычка с индейцами-тачи, собиравшимися отнять у нас нашу повозку и двух наших лошадей, были самыми примечательными событиями,случившимися за тот месяц, что мы провели в  Калифор­нийских горах.

Алу на задушил одного индейца своим лассо, а мы ранили другого выстрелом из ружья.

Они, со своей стороны, убили стрелой одну из лоша­дей.

К счастью, эта была не лошадь Алуны, а та, которую мы купили.

Эти стрелы сделаны из тростника, оперены и имеют в длину около метра; в шести дюймах от наконечника в тростниковую трубку вставлена трубочка из более тон­кого тростника; поэтому, когда хотят извлечь стрелу из тела человека или животного, вынуть удается только ее верхнюю часть, а тонкая вставная часть остается в ране.

Лишь в крайне редких случаях присутствие в ране этого инородного тела, которое почти невозможно извлечь оттуда, не приводит к смертельному исходу.

К кончику стрелы приделан острый осколок стекла с режущими краями.

Я привез с собой пять или шесть таких стрел, найден­ных нами на поле боя.

Ими стреляли в нас, но ни одна из них не попала в цель.

Впрочем, через месяц по эту сторону Сан-Франциско произошло то, что прежде случилось по другую: либо мы почти истребили дичь в этих краях, либо она поднялась, а вернее, спустилась в долину Туларе, то есть на слишком большое расстояние от Сан-Франциско и даже от пуэбло Сан-Хосе, чтобы доставлять ее туда свежей.

Так что этот промысел тоже исчерпал себя, и нам при­шлось вернуться в Сан-Франциско.

Однако мне уже почти удалось достичь того, чего я хотел.

XVIII. Я СТАНОВЛЮСЬ СЛУГОЙ В РЕСТОРАНЕ,

ЧТОБЫ ОБУЧИТЬСЯ РЕМЕСЛУ ВИНОТОРГОВЦА

А хотел я приобрести небольшое заведение в Сан-Фран­циско.

Ремесло золотоискателя было бы превосходно, если бы им можно было заниматься вместе с другими людьми; но наш беспокойный и своенравный характер с трудом приспосабливается к любому товариществу. Мы отправ­ляемся командой в двадцать или тридцать человек, даем клятву не расставаться, строим самые прекрасные планы, но затем, добравшись до приисков, каждый высказывает свое суждение, настаивает на нем, тянет в свою сторону, и нередко товарищество распадается еще до того, как эти замыслы начинают осуществляться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза