Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии

В итоге, как это случается во всех человеческих начи­наниях, из пятидесяти старателей, отправивших на при­иски, пять или шесть, наделенных настойчивым характе­ром, богатеют, а остальные, менее целеустремленные, разочаровываются и переезжают в другое место или же возвращаются в Сан-Франциско.

Кроме того, нужно принять в расчет смерть, взима­ющую свою долю.

Когда вы отравляетесь на прииски — а я имею право давать советы тем, кто им последует, с тем большим основанием, что сам ни одним из них не воспользо­вался, — так вот, повторяю, когда вы отправляетесь на прииски, необходимо следующее.

1. Запастись провизией, снаряжением и инструмен­тами, чтобы их хватило на весь срок, который вы наме­рены там провести.

2°. Остановиться в каком-то месте и оставаться там постоянно до тех пор, пока оно приносит прибыль.

3°. Построить там себе хорошее укрытие, чтобы не подвергаться действию ночной росы и утреннего холодка.

4°. Не работать, стоя в воде под палящим солнцем, то есть с одиннадцати утра до трех часов дня.

5°. И наконец, быть воздержанным в потреблении крепких напитков и вести размеренный образ жизни.

Любой, кто отступится от этих правил, либо ничего не будет делать и потеряет интерес к работе, либо заболеет и, по всей вероятности, умрет.

Кроме того, я убежден в том, что, помимо поиска золота, есть десять, двадцать, сто способов разбогатеть в Сан-Франциско и тот, который на первый взгляд пред­ставляется самым простым и самым легким, напротив, является одним из наименее надежных.

Во время моего пребывания в Сан-Франциско я под­метил, что лучшее из прибыльных дел — разумеется, из прибыльных дел небольшого масштаба, — которые рано или поздно окажутся мне по плечу, это оптовая закупка вина на прибывающих в город судах, а затем продажа его в розницу.

Однако я не был знаком с этим ремеслом, и мне сле­довало его изучить.

Я уже говорил, что, как только вы ступаете на землю Сан-Франциско, все ваше прошлое забывается, а то общественное положение, какое вы занимали в прежней жизни, должно исчезнуть, как дымка, способная, если она по-прежнему будет существовать, без всякой пользы омрачить горизонты вашего будущего.

Первый, кого я увидел в порту, вернувшись в Сан- Франциско, был сын пэра Франции, ставший лодочни­ком. Стало быть я, кого революция 1830 года не лишила никаких наследственных прав, вполне мог стать слугой в гостинице.

Тийе нашел работу, вполне соответствующую нашему занятию: он нанялся помощником мясника с месячным жалованьем в сто пиастров. Я же, благодаря своему другу Готье, столовавшемуся в гостинице «Ришелье», поступил в эту гостиницу смотрителем с месячным жалованьем в сто двадцать пять пиастров.

Табльдот стоил два пиастра, при этом каждый сотра­пезник получал полбутылки вина.

Как видно, это было ровно вдвое дороже, чем в Париже, но, правда, вполовину хуже.

Я оставался в гостинице «Ришелье» целый месяц, и за этот месяц подковался в винах, крепких спиртных напит­ках и наливках.

Охотясь в компании с Алуной, Тийе и Леоном, я ско­пил примерно тысячу пиастров, чего было вполне доста­точно для создания собственного небольшого дела, и потому, когда мое обучение закончилось, я покинул гостиницу «Ришелье» и начал искать подходящее место.

Я нашел то, что искал, на углу улицы Пасифик-Стрит: это был деревянный домик с кабачком внизу, где, помимо общего зала, имелись также две спальни и небольшой кабинет, в котором можно было вести счета.

Я снял эту конурку за четыреста пиастров в месяц и немедленно принялся за дело.

Понятно, что, когда ты располагаешь капиталом в тысячу пиастров и платишь четыреста пиастров в месяц за аренду помещения, нельзя терять время, если ты не хочешь, чтобы арендная плата съела весь капитал.

Как я и предвидел, дело оказалось прибыльным: аме­риканцы едят и пьют с утра до вечера, без конца устраи­вая перерывы в работе, чтобы утолить жажду и переку­сить.

Затем наступает ночь, а ночь здесь вовсе не самое пло­хое время: здешняя полиция, хотя и не столь опытная, как французская, сообразительнее ее до такой степени, что она позволяет владельцам кафе, рестораторам и виноторговцам держать свои заведения открытыми всю ночь; это оздоровляет город, заставляя его жить по ночам такой же полнокровной жизнью, как и днем.

Как можно грабить или убивать, если через каждые пятьдесят шагов открыта дверь и освещены окна домов?

Тем не менее убийства случались, однако либо в драке, либо из мести.

Игорные заведения и публичные дома — вот что питало ночную жизнь.

Мой кабачок располагался очень близко от «Польки» и недалеко от «Эльдорадо».

В итоге его посещали как разорившиеся, так и разбо­гатевшие игроки, две стороны людского рода: та, что плачет, и та, что смеется.

Это был настоящий курс практической философии. Человек приезжал с приисков, проигрывал за один вечер кучу самородков общей стоимостью в пятьдесят тысяч франков, а затем выворачивал карманы, пытаясь наскре­сти там достаточное количество золотого песка, чтобы пропустить стаканчик, а если золотого песка не хватало, он выпивал стаканчик в долг, обещая заплатить в свой следующий приезд с приисков.