Две тысячи лет истории Англии

Находясь при дворе, Сидни, по свидетельству домашнего врача Пембруков Томаса Моффета, считал счастливейшими те дни, которые мог провести в уединении, в беседах с умными и высокообразованными друзьями и сестрой. Очевидно, в часы досуга все они занимались поэзией и, вероятно, уже в этот период всерьез задумывались о необходимости реформы английского литературного языка и самой английской поэзии. Однако дискуссии такого характера продолжались и в Лондоне: Филип Сидни, Фулк Гревилл и Эдвард Дайер в конце 1570-х годов составили так называемый «Ареопаг» – шуточный вариант европейских (итальянских и французских) литературных академий, занявшийся проблемами совершенствования английской поэзии, все еще значительно уступавшей ренессансной поэзии других европейских стран. По существу, и в своих литературных занятиях Сидни остался пламенным патриотом.

Деятельность «Ареопага» окутана ореолом загадочности. Известно лишь, что к входившим в него молодым «университетским умам» в 1578–1579 годах примкнул и самый талантливый из поэтов елизаветинской эпохи Эдмунд Спенсер, магистр богословия, окончивший кембриджский Пембрук-холл и пользовавшийся покровительством епископа Рочестерского Джона Янга, который, видимо, порекомендовал молодого человека в качестве секретаря графу Лестеру. Неясно, каким именно образом состоялось знакомство блистательного Филипа Сидни с «плебеем» Спенсером, сыном бедного лондонского торговца мануфактурой, сумевшим получить образование только благодаря своим исключительным способностям и жажде знаний. Примечательно, однако, что в отношении к гениальному юноше члены «Ареопага» отбросили все сословные предрассудки, и в апреле 1579 г. у Спенсера было полное основание писать своему университетскому другу Гэбриэлу Харви, что Сидни и Дайер относятся к нему как к другу. Через посредство Спенсера члены «Ареопага» познакомились и с экспериментами в области английской просодии, которыми занимался Харви.

Душой «Ареопага» был Сидни. Гревилл и Дайер уступали ему в поэтических талантах, хотя и обладали каждый своим особым, неповторимым стилем. Гревилла можно было бы назвать одновременно и одним из самых выдающихся придворных Елизаветы, и одним из лучших английских поэтов того времени. По оценке крупнейшего поэта-романтика начала XIX в. Р. Саути, трудно было бы назвать поэта, которого Гревилл не превзошел бы по силе ума, уступая некоторым лишь по степени владения языком поэзии. Его стихи рождались из глубоких размышлений о смысле жизни, столь характерных для Гревилла как последователя Кальвина. Его стиль отличался простотой, отсутствием классических аллюзий и традиционных петраркистских концептов. Как пуританин, Гревилл сторонился светской суеты и даже женщин, всю жизнь оставаясь холостяком. Однако он не разделял характерное для пуритан негативное отношение к искусству и прославился не только собственными сочинениями, но и щедрой меценатской деятельностью. Гревилл занимал высокое положение не только при Елизавете I, но и при Якове I, длительный период находясь в самом центре интеллектуальной жизни Англии. Если 1570–1580-е годы у него были связаны с деятельностью «Ареопага», то в 1590-е он сблизился с Фрэнсисом Бэконом. Подводя итоги своей богатой событиями жизни, он лаконично сформулировал их в автоэпитафии: «Слуга королевы Елизаветы, канцлер короля Якова, друг Филипа Сидни».

Эдвард Дайер, самый старший из членов «Ареопага», был сыном сельского сквайра из графства Сомерсет и познакомился с Сидни, поступив на службу секретарем к графу Лестеру. К моменту создания «Ареопага» Дайер уже выработал собственную поэтическую манеру. Не стремясь подражать иностранцам, он ориентировался в своем творчестве на английские образцы, что позволило Харви назвать его «нашим единственным английским поэтом». До нас дошло чуть более десяти стихотворений Дайера, что не позволяет объективно оценить его творчество. Важно, однако, что поэзия Дайера высоко ценилась знавшими ее современниками и даже цитировалась в самой известной елизаветинской поэтике – «Искусстве английской поэзии», приписываемой Джорджу Патнэму. Ставя перед собой возвышенные цели, члены «Ареопага» относились к их достижению как к литературной игре, скрашивавшей их досуг. Следует отметить, что, вероятно, претенциозное название кружка Сидни было известно лишь очень узкому кругу лиц, а возможно, родилось в голове Спенсера, который приводит его в греческом начертании в письме к Харви, повторяющему его уже по-английски в ответном послании с эпитетом «новорожденный».

Литературные занятия заполняли лишь досуг членов «Ареопага» и отошли в сторону, когда в 1578 г., у протестантов появился веский повод для беспокойства по поводу возможного брака английской королевы с Франциском Валуа, герцогом Анжуйским и Алансонским.