Двенадцать ночей

Оглядевшись, Кэй поняла, что тут есть и другие зрители. На низеньком стульчике шагах в трех от Вилли, ровно держа прямую спину, сидел Флип – он внимательно наблюдал за Вилли и время от времени тоже шевелил руками в воздухе – безотчетно, решила Кэй. Справа от него, чуть ближе к ней, прислонился к балюстраде – почти сидел на ней – еще один наблюдатель. Он был почтенного возраста и плотней, тяжелей двоих духов; руки, которыми он держался за каменную ограду позади себя, были узловатые, с небольшой краснотой; она чувствовала, что видела их раньше, недавно, но только взглянув на лицо узнала в нем Рекса, привратника из Питта. Кэй попыталась встретиться с ним глазами, но он пристально смотрел на Вилли, а в ее сторону не глядел – даже когда она приблизилась к маленькой группе и села на невысокую каменную скамью. По другую сторону от Флипа, у дальней части фонтана, еще какой-то дух сидел на корточках над самым бортиком. Этот дух был женского пола – темные блестящие волосы, отливавшие на солнце пурпуром, были зачесаны назад и ниспадали прядями на плечи. Лицо Кэй видела плохо, но заметила все же, что и она по крайней мере одним глазом наблюдает за Вилли; и, глядя на нее, пытаясь в обход центральной струи фонтана рассмотреть получше ее лицо, Кэй вдруг увидела, что она делает нечто весьма странное. Она медленно опустила руку в карман и вынула черный камешек – нет, похоже, стеклянный шарик, такой он был гладкий, блестящий, – но нет, не стеклянный, потому что она с легкостью его сжала, и из него потекла в фонтан какая-то жидкость, а потом она катнула его между пальцев и уронила. Ее движения были минимальными и до боли медленными, как будто, пока все глаза были устремлены на Вилли, она ни за что не хотела привлекать к себе внимания. Она сжала и уронила еще один шарик, за ним еще один; Кэй тянула шею, чтобы струя не мешала смотреть, глаза их встретились, женщина-дух замерла – и широко-широко улыбнулась.

И в ту же секунду руки Вилли внезапно и резко застыли в воздухе, голова каким-то бесповоротным махом дернулась вверх, веки вскинулись, и он уставился прямо на Кэй. Он произнес только два слова, произнес чрезвычайно отчетливо и звучно, а потом рухнул без чувств – завалился на правый бок прямо в воду. Когда он упал, все, кто был на террасе, ринулись к нему – все, кроме Кэй; она сидела, не чувствуя ровно ничего, слова Вилли звучали у нее в голове, холодящий темный огонь его прямого взгляда проскваживал ей память.

«Андреа Лессинг».

Нет. Не надо.

Она ничего не чувствовала – только пустоту, только зияющий холод.

Нет. Этого только не хватало.

Все, казалось, происходило очень медленно, беззвучно и где-то далеко-далеко: руки медленно вытаскивали Вилли из воды; незнакомые духи, вдруг полезшие на террасу с разных сторон, медленно перемещались по ней; тело Эвмнестеса медленно летело из окна верхнего этажа и падало, изувеченное, на камень у ее ног; холодное-холодное лезвие ножа медленно входило в мякоть ее правого плеча. Над крышами за оградой террасы, за качающимися глянцевитыми кронами двух пальм она, падая лицом вперед, увидела кружащих птиц – птицы кружили, кружили, но не садились.