Движущиеся картинки

Скорее всего, тот человек был старым бродягой, который жил дарами моря, и однажды просто уснул и не проснулся, хотя покрытая пятнами бордовая с золотом мантия – не самая типичная для бродяги одежда. Трудно было сказать, как давно он умер. Сухость и соленый воздух – отличные консерванты; они сохранили старика таким, каким он, должно быть, был при жизни – то есть похожим на мертвеца.

Судя по его обиталищу, море дарило ему довольно странные штуки.

Виктору пришло в голову, что нужно кому-то сообщить, но в Голывуде, скорее всего, не нашлось бы ни единого человека, которому это было бы интересно. С большой вероятностью в мире был лишь один человек, которого беспокоила судьба старика, и он узнал о ней первым.

Виктор похоронил тело в песке за хижиной из плавника.

Он завидел впереди заведение Боргля. И решил рискнуть и позавтракать там. К тому же ему нужно было где-то присесть, чтобы почитать книгу.

Это была не та вещь, какую ожидаешь найти на берегу, в хижине из плавника, стиснутой в пальцах мертвеца.

На обложке стояло название: «Книга Про Кино».

На первой странице аккуратным округлым почерком человека, которому буквы давались нелегко, было написано следующее: «Это Хроника Стражей ПараХолма переписаная мной Декканом патаму что старрая на листки развалилась».

Виктор осторожно переворачивал плотные страницы. На них теснились почти одинаковые записи. Дат не было, но значения это не имело, потому что все дни оказались похожи друг на друга.

«Паднялся. Схадил в туалет. Падбросил дров в кастер, объявил Днивной Сеанс. Паел. Набрал дерева. Падбросил дров в кастер. Паискал еды на холме. Спел Гимн Вечерниго Сеанса. Ужин. Спел Гимн Начного Сеанса. Схадил в туалет. Уснул.

Паднялся. Схадил в туалет. Падбросил дров в кастер, спел Гимн Днивного Сеанса. Паел. Круллет-рыбак с Челюстной бухты аставил 2‑х хароших марских окуней. Набрал дерева. Правозгласил Вечерний Сеанс, падбросил дров в кастер. Прибрался Ужин. Спел Гимн Начного Сеанса. Уснул. Праснулся в Полночь, схадил в туалет, праверил кастер, но дрова еще были не нужны».

Краем глаза Виктор заметил официантку.

– Мне, пожалуйста, вареное яйцо, – сказал он.

– Рагу. Рыбное рагу.

Он поднял взгляд и увидел горящие злостью глаза Джинджер.

– А я и не знал, что ты официантка, – сказал он.

Джинджер демонстративно протерла солонку.

– Я до вчерашнего дня тоже не знала, – ответила она. – Повезло мне, что девицу, которая работала у Боргля по утрам, пригласили в новую картинку «Союз-алхимика», да? – Она пожала плечами. – А если удача мне действительно улыбнется, я могу и дневную смену тоже заполучить.

– Послушай, я не хотел…

– Рагу. Бери или уходи. Этим утром уже трое клиентов сделали и то и другое.

– Я возьму. Ты не поверишь, но я нашел эту книгу в руках…

– Мне не разрешается болтать с клиентами. Это не лучшая работа в городе, но ее я из-за тебя терять не собираюсь, – отрезала Джинджер. – Рыбное рагу, да?

– О. Да. Извини.

Он перелистывал страницы от конца к началу. До Деккана был Тенто, который так же три раза в день пел гимны и иногда получал в подарок рыбу, и точно так же ходил в туалет, но либо делал это не так прилежно, либо не всегда считал эти походы достойными увековечивания. А до него гимнопевцем служил некто Меггелин. На пляже жила целая череда людей, а если заглянуть чуть дальше в прошлое, оказывалось, что когда-то их там была целая группа, а еще более ранние записи имели более официальный характер. Впрочем, понять это было сложно. Они, похоже, были записаны шифром – строчками и строчками сложных маленьких рисунков…

На стол перед ним бухнули миску первичного бульона.

– Послушай, – сказал Виктор. – Во сколько ты закончишь…

– Ни во сколько, – ответила Джинджер.

– Я просто хотел спросить, не знаешь ли ты, где…

– Нет.

Виктор вгляделся в мутную поверхность рагу. Боргль исходил из принципа, «если что-то живет в воде – это рыба». Там скрывалось нечто фиолетовое, и ног у него было не меньше десятка.

Но Виктор все равно его съел. Это стоило ему тридцати пенсов.

А потом, поскольку Джинджер с головой ушла в какую-то работу за стойкой и, как Виктор ни пытался привлечь ее внимание, каким-то образом всегда оказывалась к нему спиной, оставаясь неподвижной, он отправился искать себе новую работу.

Виктор ни разу в жизни не зарабатывал себе на жизнь. Ему всегда казалось, что работа – это то, что бывает с другими.

Безам Плантер поправил лоток на шее жены.

– Ну ладно, – сказал он. – Все на месте?

– Хлопнутые зерна отсырели, – сказала она. – И сосиски никак не разогреть.

– Будет темно, милая. Никто не заметит. – Он подтянул ремешок и отошел. – Вот так. Ну, ты знаешь, что делать. Посередине показа я останавливаю картинку и показываю карточку с надписью «Пачиму бы ни папробовать асвежающие холодные напитки и хлопнутые зерна?», а потом ты выходишь из вон той двери и идешь по проходу.

– Можно еще и освежающие холодные сосиски упомянуть, – сказала госпожа Плантер.

– И, наверное, тебе не стоит больше показывать людям их места с факелом, – добавил Безам. – Слишком часто ты пожары устраиваешь.

– Но ведь иначе мне ничего не видно, – пожаловалась она.